Джонатан Кэрролл - Кости Луны

— До свидания, Каллен. Постарайся сделать для него все, что можешь. Потом отойди в сторону и не мешай. Теперь это его работа, ты свою сделала. Он очень хороший мальчик.

Едва шевельнув лапой, пес отстранил меня, развернулся и похромал обратно к тенту. От его поступи земля у меня под ногами дрожала. Я смотрела ему вслед, пока это не стало совсем невыносимо. К счастью, подкатилась негнаг Кармезия и сказала, что нам пора — Пепси уже «отчалил».

Мы вышли к долине, одна сторона которой была нефритово-зеленой, а с другой высилась отвесная скальная стенка черного цвета. Вся ее поверхность была покрыта врезанными глубоко в камень исполинскими буквами и числами, загадочными словами, неоконченными набросками зверей, футуристических построек и мебели, подобных которым я никогда не видела на Рондуа, рисунками почти человеческих лиц. Кармезия сказала, что многие думают, будто это рассеянные каракули кого-нибудь из ранних богов, размышлявшего, как дальше поступить с Рондуа.

Пока мы разглядывали стенку, Кармезия пригнулась к земле и стала активно принюхиваться, словно идущая по следу охотничья собака. Мы с Пепси переглянулись, одинаково озадаченные.

— Прямо по курсу — зной, чую направление. Туфли должны быть очень близко.

Теперь все казалось очень просто. Миновать Жаркие Туфли (что бы это ни было), распрощаться с негнагом Кармезией и шагать прямо вперед навстречу Джеку Чили и тем ужасам, которые он для нас приготовил.

Когда-то я смотрела документальный фильм про африканских животных. Кроме обычных газельих скачек и смешно возмущающихся бегемотов там была одна часть, которая меня буквально потрясла. Лев, поджарый и чуть ли не все время в полете, преследовал по саванне зебру и наконец догнал. Вцепившись зебре в нос, он стал возить ее, как тряпку. Смотреть на это было крайне тяжело, но самое потрясающее — это реакция зебры. Стоило льву схватить ее, она замерла как вкопанная и беспрепятственно позволила себя пожрать.

Закадровый голос бесстрастно объяснил, что, сколь жестокой ни представлялась бы нам эта сцена, на самом деле природой для таких случаев предусмотрен своего рода предохранитель. Зебра ни на что не реагирует, поскольку пребывает в отключке. Шок такой глубокий, что, насколько могут судить ученые, с этого момента она вообще ничего не чувствует.

Шагая следом за Пепси и глядя себе под ноги, я размышляла, не нахожусь ли сама в подобном шоке. Грозящие опасности, конечно, тревожили меня, но уже не страшили. Может, я в чем-то выросла, стала сильнее, пока мы искали пятую Кость Луны? Или этой ново-обретенной невозмутимостью я обязана знанию, что мы с Пепси в полной власти Джека Чили и единственное, что нам остается, — это наблюдать собственную гибель? Шок — или безграничная смелость, неведомая прежде?

Мертвый Почерк внезапно прервался, хотя скальная стенка, в природных потеках и выбоинах, продолжалась. Тропинка была очень узкая, и мы могли идти только гуськом, с Кармезией во главе. Под ноги нам ложились плоские гладкие камни, и, если не смотреть, куда ступаешь, можно было поскользнуться и подвернуть ногу. Далеко не сразу до меня дошло, что «камни» эти — на самом деле бутылочное стекло, причем все стеклышки одинакового цвета, такого же, как найденное мною на греческом пляже.

Почему-то я стала думать о миланских трамваях — о том, как меня восхищали названия конечных остановок: «Греция», «Бразилия», «Тирана». Если день был солнечный и я бездельничала, то садилась в трамвай, закрывала глаза и говорила себе, что еду в Бразилию.

Легко и просто! И если мы с Дэнни встречались потом в нашем любимом кафе напротив Кастелло Сфорческо, он обязательно замечал особый блеск у меня в глазах и спрашивал: «Куда сегодня плавали, капитан?» А я с чистой совестью могла ответить: «В Венгрию».

В нашей квартирке возле Кастелло шум трамваев слышался весь день и до поздней ночи. Я была без ума от них. Почему-то в их желанном лязге мне всегда слышалось: «Это Европа. Мы живем только в Европе».

Тропинка из бутылочного стекла завернула за угол, и прямо перед нами возникли Жаркие Туфли — три пары докрасна раскаленных туфель высотой по меньшей мере в пару этажей. Обычные мужские полуботинки, над которыми начинались брюки из твида шириной с калифорнийскую секвойю. Ноги, верхушки которых терялись в облаках, стояли совершенно неподвижно. Мне следовало ужаснуться, но страшно почему-то не было. Зебра и лев?

По мере приближения к ним жара нарастала. Когда Кармезия остановилась, Пепси залез в рюкзачок и достал третью и четвертую Кости. Третью он отдал мне.

— Когда пойдем мимо, покрепче прижимай Кость к груди. Она тебя защитит.

— Пепси, мне пора назад, — произнесла Кармезия, встав между нами.

Пепси присел и взял негнага на руки. Я впервые заметила, что он тоже понимает их язык. А у Бриннского моря, когда мы первый раз встретили негнагов, еще не умел.

— Кармезия, обязательно передай мистеру Трейси, что Туфли стоят неподвижно. Это его обрадует. Еще передай, что пока все в порядке. До свидания. И спасибо!

Он чмокнул Кармезию в макушку и осторожно опустил на землю. Старательно вскинув лапку, словно честь отдавала, она метнулась назад по тропе. Двигалась Кармезия так стремительно, что мы и глазом не успели моргнуть, а она уже исчезла.

Приложив к груди четвертую Кость, Пепси кивнул, чтобы я следовала за ним. Под аккомпанемент каменного треска и шороха, возникающих при каждом шаге, мы двинулись к Туфлям — к Туфлям, от которых пыхало жаром, словно от нелепого исполинского звездолета с планеты Большая Нога.

Крепко прижимая Кость к груди, я по-прежнему чувствовала исходящий от Туфель жар, только значительно слабее, словно на расстоянии. По мере приближения к Туфлям стеклянные камни у нас под ногами принялись переливаться изменчивым огненным цветом.

Мы уже почти миновали преграду, когда Пепси засунул свою Кость за пазуху и, к моему ужасу, направился прямиком к последней паре голиафовых ног. Медленно вскарабкавшись по дырочкам, которыми был усеян носок Туфли, он добрался до верха, перехватывая шнурки и вставляя ноги в окантованные медью отверстия. А затем, как будто этого зрелища было недостаточно, чтобы заработать сердечный приступ, Пепси стал карабкаться по неровной отвесной стенке шерстяного носка. Я что есть сил щурилась, пытаясь побороть ощущение удручающей ясности. Когда захват сорвался и Пепси чуть не упал, я отвернулась… но ненадолго.

Хуже всего мне пришлось, когда Пепси вскарабкался на отворот штанины и исчез за краем. В это же мгновение все шесть Туфель полыхнули ослепительными вспышками. О боже! Ничего не видя, я завопила как оглашенная, зовя Пепси. Однако, когда зрение наконец вернулось ко мне, я увидела, что он уже соскакивает на землю, улыбаясь во весь рот.