Джеймс Риз - Книга колдовства

В самом прямом смысле слова. Увы, это не метафора.

У другой стенки каморки стояла большая, плетенная из лозы прямоугольная корзина шириной фута три или четыре, с крышкою на уровне моего пояса. Крышка была снабжена щеколдой. В таких корзинах во время плаваний, более долгих, чем наше, держали птицу или мелких животных — например, коз, которых доят, пока не придет их черед попасть в общий котел. Но теперь козлище было снаружи, а внутри, скорчившись на подстилке из вонючей соломы, лежал Каликсто, совсем голый, и старался не плакать. Ох, как я вспыхнула, увидев его таким униженным! Наверное, не будь я так ошеломлена увиденным, мне бы немедля пришло в голову тут же, на месте, исполнить какой-нибудь колдовской трюк, достойный Диблиса. Например, заставить его сердце сжаться, как часовую пружину, или вызвать у него такое кровотечение, чтобы кровь хлестала изо всех срамных отверстий, нижних и верхних. Hélas, в ту первую ночь я ничего не предприняла, только смотрела. И даже не попыталась подыскать оправдание для своего бездействия.

Бедный Каликсто сидел в клетке, в глазах у него стояли слезы, ему приходилось терпеть жуткое поругание, страшные поношения, причем среди слов кока попадались и такие, какие мне еще только предстояло выучить — не только на английском, но даже по-французски. При этом юноша сохранял полное молчание. Но не каменное молчание сохранившего достоинство человека; нет, то было молчание иного рода — о нем говорили невыплаканные, но стоящие в глазах слезы и униженная поза мальчика, ибо он сидел в клетке скорчившись, подобрав колени. Это молчание свидетельствовало как о вине, так и о раскаянии, о готовности понести наказание. Мне было вдвойне горько видеть это. Возможно, именно тогда я бы и начала действовать, но тут пьяный Диблис меня опередил и принялся излагать свои обвинения, выдвигаемые против Каликсто, то есть перешел к сути дела. Это я просто должна была выслушать.

Оказывается, на том, другом судне Каликсто стал любимцем судового офицера, который был старше Диблиса — по положению, если не по возрасту. Юноша пользовался преимуществами и привилегиями своего положения. В море, где провизия должна распределяться в строгом согласии с установленной нормой выдачи, а все необходимое делится на равные части, люди порой отдают жизнь в битве за последнюю болонскую колбасу. Видимо, привилегии Каликсто были именно этого рода, и ему всегда перепадали лучшие куски. Опять же, мне приходилось и ранее слышать, что среди моряков чувственные радости служат предметом исканий, мены и обычной торговли, поэтому мне не хотелось бы снова поднимать вопрос о причинах поблажек, имеющих место на кораблях, ведь о них и так известно достаточно. По всей видимости, Диблиса уже тогда мучили ревность и зависть, и чувства до сих пор не остыли. Но кому на самом деле завидовал он? Покровителю или же подопечному? Таинственному «красавчику моряку» или самому Каликсто?

Эти вопросы, равно как и многие другие, остались, увы, без ответа, ибо и Диблису, и Кэлу те обстоятельства были хорошо известны и не было нужды их излагать. За исключением тех фактов, которые кок считал особо позорными, а потому повторял их до тех пор, пока уши мои не запылали. Позвольте мне пересказать лишь то, что показалось мне достоверным и что сам Каликсто впоследствии подтвердил в разговоре со мной. Похоже, Диблис говорил об отношениях, установившихся с обоюдного согласия, и симпатии неведомого «красавчика моряка» к юному Каликсто были мне вполне понятны. В конце концов, я и сама была сражена его красотой. Я понимала также (хотя, прошу заметить, без сочувствия), что такой человек, как Диблис, должен испытывать ненависть к подобным отношениям, ведь его сердце явно зачерствело, так долго оставаясь без употребления. Душа Диблиса прогнила, его внешнее и внутреннее уродство привело к тому, что потребности кока — а у него, évidemment, [17] Конечно (фр.) . были потребности, я сама только что воочию видела его нефритовый стержень — удовлетворялись существами самой низкой породы либо он сам утолял свою похоть, чему я только что стала свидетельницей.

Какая-то деталь — не помню какая — подсказала мне, что «красавчик моряк» сошел с корабля в одном из калифорнийских портов. Кто знает, не выжил ли его Диблис? Должно быть, разразился какой-то скандал? Может, ему пригрозили военным судом или перспективой некоего скоротечного суда, когда не придется рассчитывать на защитника? Не могу сказать. Никогда не выпытывала у Каликсто подробностей. Как бы там ни было, «красавчик моряк» сбежал, а Кэл, брошенный на произвол судьбы… alors, [18] Ну вот; итак (фр.) . дальнейшую судьбу красивого юноши с таким пятном на репутации можно было легко предугадать. Достаточно сказать, что, когда корабль снова вышел в море, на долю бедняги выпало самое бесчеловечное обращение. Не знаю, долго ли ему пришлось страдать, но мне слишком хорошо известно, что на деле сам срок не столь важен: дух может поддаться насилию и сломаться в течение дня, часа или нескольких минут, и этого уже не поправишь. Я знала это слишком хорошо.

Тою же ночью на борту «Афея» Каликсто суждено было подвергнуться еще более страшным унижениям. Кок говорил такие вещи, что я не дерзну запятнать страницы моей книги его чудовищными речами. Между прочим, он настолько распалил себя своими инсинуациями, что…

Hélas, надо все-таки рассказать. Внезапно вскочив на ноги — настолько проворно, насколько позволяла его комплекция, — Диблис пересек каморку и подскочил к клетке, чтобы излить семя на ее прутья. Оно осталось там, а сам кок удовлетворенно рухнул на койку. Его дыхание было тяжелым и частым, что неудивительно, если учесть количество выпитого им рома, ибо даже я чувствовала, как от него несет перегаром. Будь у меня спички, я подожгла бы исходящие от него алкогольные испарения, чтобы воздух в его легких вспыхнул. Я наблюдала, как тяжелеют его веки, как они закрываются. Мозг Диблиса затуманивала подступающая дрема, и открой Диблис глаза в тот момент, он увидел бы, как я парю над ним в воздухе, пристально разглядываю его, как я закипаю. И я знала, что вскоре он погрузится в сон — такой темный, глубокий, поистине дьявольский, что невозможно себе вообразить. Но прежде ему пришло на ум сделать еще кое-что. А именно: он решил заключить с Каликсто соглашение. Он сохранит все в тайне при условии, что юноша согласиться оказывать ему знаки внимания вроде тех, какие он оказывал красавчику моряку во время плавания в Калифорнию. Таким мерзавцам, как матросы «Афея», достаточно намека, чтобы они набросились на мальчишку. А вот если Каликсто согласится…

Hélas encore, [19] Увы, вдобавок (фр.) . Каликсто разрешил Диблису разукрасить свою молодую кожу при помощи чернил и иголок.