Стивен Кинг - Мареновая роза

– Значит, так, – заговорила она непривычно тихим голосом. – Мне казалось, что река движется , и я не могла смотреть на картину спокойно. Картина висела в комнате, где отец проводил вечером по четвергам библейские чтения для учеников местной школы, и я заходила туда, иногда садилась напротив картины и глядела на нее. Могла смотреть не отрываясь час, а то и больше , как в телевизор. Смотрела на реку, которая двигалась, или сидела, ожидая, когда она двинется. Мне было лет восемь или девять. Ага! Я точно помню, что думала: если река движется, то рано или поздно по ней проплывет плот или лодка, или каноэ с индейцами, и тогда я узнаю наверняка. А потом я вошла однажды в комнату, а картины нет. Наверное, мать заглянула ненароком, увидела, как я сижу, словно мумия, перед картиной, и, знаете...

– ...встревожилась и сняла ее, – подсказала Робин.

– Да. Скорее всего, выкинула ее на свалку, – добавила Синтия. – Я была тогда совсем маленькой. Но твоя картина, Рози, напомнила мне о той. Пэм внимательно изучала полотно.

– Да, – произнесла она, – неудивительно. Мне кажется, я вижу, как женщина дышит.

Они все дружно рассмеялись, и Рози засмеялась вместе с ними.

– Да нет, дело не в этом , – сказала Синтия. – Она просто... немножко старомодная... как картина в школьном актовом зале... и бледная. Если не считать платья и грозовых туч, все краски бледные, посмотрите. И на моей картине «Де Сото» все было бледным, кроме реки. А река яркого серебристого цвета. Когда я смотрела на картину, то в конце концов переставала замечать все остальное и видела только реку.

– Расскажи нам про работу, – повернулась к Рози Герт. – Кажется, ты упомянула о работе?

– Выкладывай все, – потребовала Пэм.

– Да, – поддержала ее Анна, – расскажите нам все, а затем я хотела бы несколько минут поговорить с вами в моем кабинете.

– Это... то, чего я так ждала?

Анна улыбнулась:

– Думаю, что да.

–

– Это одна из лучших комнат, значащихся в нашем списке, и я надеюсь, вам она понравится не меньше, чем мне, – сказала Анна. На краю ее письменного стола опасно зависла стопка листовок, объявлявших о предстоящем летнем пикнике и концерте «Дочерей и сестер», мероприятии, которое устраивалось в некоторой степени для Сбора средств, в некоторой для создания благоприятного имиджа организации в глазах общественности, а вообще-то представляло собой небольшой праздник. Анна взяла одну листовку, перевернула ее чистой стороной и набросала примерный план. – Вот здесь кухня, здесь откидная кровать, тут небольшая жилая зона. Вот ванная. Не могу сказать, что в ней очень просторно, сидя на унитазе, вам придется вытягивать ноги прямо под душ, но это ваша комната.

– Да, – пробормотала едва слышно Рози. – Моя.

В нее снова начало прокрадываться чувство, которого она не испытывала уже несколько недель, – словно все происходящее не более чем сон, и в любую секунду она может опять проснуться рядом с Норманом.

– Вид из окна замечательный – не Лейк-драйв, конечно же, но парк Брайант весьма привлекателен, особенно в летнее время. Второй этаж. Район немножко сдал в восьмидесятые годы, но постепенно приходит в себя.

– Вы так хорошо рассказываете, будто сами там жили, – вставила Рози.

Анна пожала плечами – изящный, красивый жест, – нарисовала перед дверью комнаты коридор, затем лестницу. Она рисовала просто, без прикрас, с экономностью профессионального чертежника, и говорила, не поднимая головы.

– Я бывала там не раз и не два, но вы, наверное, не это имеете в виду.

– Да.

– Часть моей души отправляется с каждой женщиной, когда та уходит. Я полагаю, это звучит до противного возвышенно, но мне все равно. Это правда, и это главное. Что скажете?

Рози порывисто обняла ее и мгновенно пожалела о своей несдержанности, почувствовав, как напряглась Анна.

«Не следовало мне этого делать, – подумала она, отступая. – Я же знала».

Она действительно знала. Анна Стивенсон добра, верно, и внутренне Рози не сомневалась в ее доброте – в определенном смысле даже святости, – однако не надо забывать и про странное высокомерие и самодовольство; к тому же Рози успела понять, что Анна не терпит, когда люди вторгаются в ее личное пространство. И очень не любит, когда к ней прикасаются.

– Простите, пожалуйста, – произнесла она тихо, отступая.

– Не глупите, – коротко бросила Анна. – Так что вы скажете?

– Я в восторге.

Анна улыбнулась, и возникшая между ними небольшая неловкость осталась позади. Она нарисовала крестик на стене жилой зоны возле крошечного прямоугольника, обозначавшего единственное окно комнаты.

– Ваша новая картина... клянусь, вы решите повесить ее именно здесь.

– Мне тоже так кажется.

Анна положила карандаш на стол.

– Я счастлива, что имею возможность помочь вам, Рози, и очень рада, что вы оказались у нас. Эй, у вас все потекло.

В очередной раз Анна протянула ей салфетку «Клинекс», и Рози подумала, что это, наверное, не та коробка, из которой Анна доставала салфетку в день первого интервью в кабинете. У нее создалось впечатление, что запасы салфеток Анне приходится пополнять очень часто. Рози взяла салфетку и утерла глаза.

– Знаете, вы спасли мне жизнь, – сказала она хрипловатым голосом. – Вы спасли мне жизнь, и я никогда, никогда этого не забуду.

– Лестно, но далеко от истины, – парировала Анна своим сухим спокойным голосом. – Говорить о том, что я спасла вам жизнь, было бы точно так же ошибочно, как утверждать, что Синтия уложила на лопатки Герт в спортивном зале. Вы сами спасли себе жизнь, воспользовавшись представившейся возможностью и покинув человека, который делал вам больно.

– И все же спасибо огромное. Хотя бы за то, что я здесь.

– Не стоит благодарностей, – ответила Анна, и в единственный раз за весь срок пребывания в «Дочерях и сестрах» Рози стала свидетелем появившихся на глазах Анны Стивенсон слез. С мягкой улыбкой она протянула коробку с салфетками назад хозяйке кабинета.

– Вот, – сказала она. – Похоже, у вас в глазах тоже образовалась маленькая течь.

Анна рассмеялась, вытерла глаза и бросила салфетку в мусорную корзину.

– Ненавижу слезы. Это моя личная тайна, которую я храню от всех. Время от времени мне кажется, что я справилась со своим недостатком, что теперь уж точно я от него избавилась. А потом все происходит снова. Примерно то же самое я чувствую в отношении мужчин.

На короткое мгновение в памяти Рози всплыли ореховые глаза Билла Штайнера.

Анна снова взяла карандаш и быстро нацарапала что-то под схематичным наброском нового дома Рози, затем протянула ей листок. Опустив глаза, Рози прочитала адрес: Трентон-стрит, 897.