Стивен Кинг - Последнее расследование Амни

Ландри покраснел, но глаз не опустил.

— Ну хорошо, может быть, я и вправду виновен в небольшом плагиате. Несомненно, я использовал стиль Чандлера как свой собственный, но в этом я далеко не первый.

Росс Макдоналд поступил точно так же в пятидесятые и шестидесятые годы, Роберт Паркер — в семидесятые и восьмидесятые, а критики увенчали их за это лавровыми венками. К тому же сам Чандлер позаимствовал многое у Хэммета и Хемингуэя, не говоря о массе дешевых .

Писателей, таких, как… Я поднял руку.

— Давайте пропустим обзор литературы и перейдем к заключительным строкам. Это представляется безумным, но… — Мой взгляд упал на фотографию Рузвельта, оттуда переместился на сверхъестественно чистый бювар и затем остановился на худом лице человека, сидящего напротив меня. — …Но предположим, что я верю в это. Тогда что вы здесь делаете? Откуда вы появились?

Правда, ответ на эти вопросы я уже знал. Я работаю частным детективом, потому что зарабатываю этим на жизнь, но ответ пришел не из головы, а из сердца.

— Я прибыл за вами.

— За мной.

— Извините меня, но я действительно прибыл за вами. Боюсь, что вам придется начать думать о своей жизни по-другому, Клайд. Как.., ну.., о паре ботинок. Вы снимаете их, а я надеваю. И как только я зашнурую ботинки, тут же уйду прочь.

Разумеется. Ну конечно, он так и собирается поступить. И внезапно я понял, что должен сделать.., единственное, что я мог сделать. Избавиться от него.

Для начала я широко улыбнулся — это была улыбка из разряда «расскажите мне побольше». В то же время я подобрал под себя ноги, готовясь мгновенно оттолкнуться ими и броситься через стол на Ландри. Мне стало ясно, что только один из нас сможет выйти из этой комнаты. Я намерен был оказаться этим одним.

— Вот как? — заметил я. — Как интересно. А что случится со мной, Сэмми? Что случится с частным детективом, внезапно лишившимся шнурков?

Какая судьба постигнет Клайда…. .Амни — это должно было оказаться последним словом, которое услышит в своей жизни этот вор, любитель вмешиваться в чужие дела. Как только это слово сорвется с моих губ, я собирался броситься на него. Однако, похоже, телепатия действует в обе стороны. Я заметил, как в его глазах появилась тревога, глаза закрылись и губы сжались, свидетельствуя о полной концентрации. По-видимому, он решил не прибегать к помощи машинки Бака Роджера. Понял, что на нее у него просто не осталось времени.

— Его откровения подействовали на меня подобно какому-то средству, лишившему меня сил, — сказал Ландри тихим, но убедительным голосом человека, который не просто говорит, а декламирует.

Сила исчезла из моих мускулов, ноги стали вялыми, словно ватными, и мне не оставалось ничего другого, как упасть в кресло и взглянуть на него.

— Прости, все прошло не слишком хорошо, — произнес он извиняющимся тоном, — однако мне никогда не удавалось импровизировать должным образом.

— Сукин ты сын, — прохрипел я. — Ублюдок.

— Это верно, — согласился он. — Пожалуй, ты прав. — Зачем ты занимаешься этим? Почему тебе понадобилась моя жизнь?

В его глазах промелькнула ярость.

— Твоя жизнь? Вот как? Даже если ты не хочешь признаться в этом, Клайд, ты не можешь не понимать, что я прав. Это совсем не твоя жизнь. Я придумал тебя в январе 1977-го, однажды дождливым днем, и все это продолжалось до настоящего времени. Я дал тебе жизнь и потому имею полное право забрать ее обратно.

— Очень благородно, — ухмыльнулся я, — но если бы Всевышний сейчас спустился сюда, к нам, и принялся выдергивать струны из твоей жизни подобно неудавшимся стежкам из вышивки, тебе было бы легче оценить мою точку зрения.

— Пожалуй, — согласился Ландри, — допускаю, что в твоих словах есть смысл. Но зачем спорить из-за этого? Спорить с самим собой — все равно что играть в шахматы без противника: грамотная игра неминуемо завершается вничью. Давай просто скажем, что я делаю это, потому что могу.

Внезапно я почувствовал себя спокойнее. Подобное случалось со мной и раньше. Попав в уязвимое положение, мне нужно было заставить их говорить и не давать остановиться. Такая тактика оказалась успешной с Мейвис Уэлд, и она снова сработает сейчас. Они говорят примерно так: ну что ж, думаю, теперь тебе уже не поможет, «если ты узнаешь», или «какой вред может это принести»?

Версия была предельно элегантной: «я хочу, чтобы ты знал, Амни», — словом, ты должен взять с собой в ад правду, там ты обсудишь ее с дьяволом за чаем с пирожными. Вообще-то не имело значения, о чем они говорили, но если занять их разговорами, у них не останется времени на стрельбу.

Самое главное — заставить их говорить. Пусть они говорят, и тогда тебе остается надеяться, что непременно откуда-то появится спасительная кавалерия с развернутыми знаменами.

— Вопрос заключается в следующем: зачем ты хочешь этого? — спросил я. — Это ведь не является обычным, правда? Я хочу сказать, что обычно писатели удовлетворяются тем, что получают наличными заработанное, пока у них есть такая возможность, и уходят своей дорогой.

— Я вижу, ты пытаешься заставить меня говорить, Клайд. Верно?

Его слова ударили меня с силой парового молота, но мне ничего не оставалось, как играть до последнего козыря. Я усмехнулся и пожал плечами.

— Может быть. А может быть, не пытаюсь. Как бы то ни было, мне действительно интересно. — В этом я был совершенно искренним.

Он неуверенно посмотрел на меня, наклонился и коснулся клавишей внутри странного пластмассового ящика (я почувствовал спазмы в ногах, животе и груди, когда он провел пальцами по клавишам), затем снова выпрямился.

— Пожалуй, теперь я могу рассказать тебе об этом, — сказал он наконец. — Во всяком случае, не причинив никакого вреда, верно?

— Нисколько.

— Ты умный парень, Клайд, — заметил он, — и совершенно прав: писатели очень редко погружаются в миры, созданные ими, и когда они поступают так, то, по моему мнению, все происходит в их воображении, тогда как тела прозябают в какой-нибудь психиатрической лечебнице. Большинство из нас вполне удовлетворены тем, что являются туристами в воображаемых ими мирах. По крайней мере я относился именно к этой категории. Я не могу писать быстро — построение сюжета всегда было для меня мучительно — по-моему, я говорил тебе об этом, — но за десять лет мне удалось создать пять романов о Клайде Амни, причем каждый из последующих был лучше предыдущего. В 1983 году я ушел с работы, из большой страховой компании, где служил менеджером, и стал профессиональным писателем. У меня была жена, которую я любил, сынишка, по утрам встречавший солнце в своей кроватке и забиравший его с собой, ложась спать, — по крайней мере так мне казалось. Я и не мечтал о лучшей жизни.