Ольга Крючкова - Прелат

– Почему ты не защитил меня? – наивно поинтересовалась она.

Жиль растерялся:

– Но как, ваше сиятельство? Я не умею проходить через стены! А где же призрак? И как вы попали сюда? – недоумевал юноша.

Элеонора рассмеялась. Её смех показался Жилю неестественным и даже страшным. Он поёжился, предчувствуя недоброе, ещё крепче сжимая крест в правой руке.

«Это не Элеонора, и так просто не может здесь оказаться, ведь она заперта в соседней темнице!»

На глазах Жиля мнимая графиня начала видоизменяться: её кожа потрескалась и облупилась, словно кора со старого сухого ствола дерева, ногти на руках и ногах резко удлинились и загнулись.

Юноша в ужасе вжался в сырую стену, прижимая к груди крест. Из плоти Элеоноры на свет появилось чудовище: его красные глаза смотрели прямо на испуганного узника, безобразная слюнявая зубастая морда скалилась, появившийся сзади из-под женской рубашки длинный хвост бил о пол, словно кожаный хлыст.

Жиль зажмурился от страха: «Вот и смерть моя пришла… Он сожрёт меня, а душу отправит Сатане…» Но юноша был истинным католиком, верящим в чудо, которое может совершить крест – символ христианской веры.

– Господи, молю тебя! Помоги, укрепи мою веру! Не допусти, дабы душа моя сгинула в Аду… – взмолился он.

Чудовище издало омерзительный рык и медленно, растягивая удовольствие начало наступать на Жиля. Юноша собрался с силами, почувствовав, что сжимаемый им в руке крест стал почти горячим, выставил его вперёд и выкрикнул срывающимся от страха голосом:

– Изыди! Вернись в свой мир! Со мною – Бог!!!

Чудовище возопило так, что у Жиля заложило уши от его страшного рыка, оно отступило и постепенно начало растворяться в воздухе, становясь всё прозрачнее и прозрачнее, и в то же время приобретая вид женщины-призрака.

Наконец женщина исчезла. Холод парализовал все члены Жиля, серебряный крест покрылся изморозью. Юноша почувствовал сильную слабость, затем осел на гнилую вонючую солому и повалился на бок.

Сквозь оцепенение Жиль услышал, как дверь соседней темницы, где томилась прекрасная Элеонора, отворилась, судя по приглушённым голосам, туда вошли несколько монахов. Графиня безмолвствовала, и даже в таком состоянии, сие обстоятельство показалось юноше странным.

«Они пришли убить её… – молниеносно пронеслось у него в голове. – Значит и меня ждёт подобная участь…»

Юноша нащупал на полу кожаный ремень, которым были связаны руки, затем примотал им крест к правой ноге, грязная широкая штанина полностью закрыла сие «оружие».

– Что ж раз мне суждено умереть, то прихвачу с собой пару монахов!

Едва он успел это сказать, как дверь его темницы отворилась. Юноша приготовился достойно принять смерть.

Вошли два монаха.

– А щенок! Небось, развязал руки! – хрипло воскликнул один из них. Жиль узнал его по голосу: «Тот самый, с постоялого двора…»

– Не вздумай брыкаться! Разрежу на ремни! – добавил второй, выставив перед собой длинный боевой скрамасакс [43]. – Иди вперёд! – приказал он.

Жилю ничего не оставалось делать, как подчиниться.

– А что с графиней? – не выдержал и спросил он.

– С ней – всё впорядке. Сейчас увидитесь! – ответил хриплый и как-то криво усмехнулся.

У Жиля возникла уверенность, что он примет смерть одновременно с прекрасной Элеонорой, и сие обстоятельство несколько придало ему сил и храбрости.

Жиля привели в просторное помещение, в котором царил полумрак. Стены, задрапированные чёрным шёлком, усиливали ощущение таинственности. Невольно у юноши возникло чувство нереальности происходящего, ему казалось, что всё это ему сниться. Серебряный крест, привязанный к ноге, начал снова самопроизвольно нагреваться, и вот он уже почти обжигал кожу, что вернуло юношу к сознанию: монахи, стоявшие вокруг него – не сон, а, увы, – явь, которая может стоить ему жизни.

Посередине зала стоял стол, также накрытый чёрным шёлком, на нём возлежала Элеонора. Вдоль стола, повторяя его контуры, горели свечи, расточавшие весьма странный дурманящий запах.

Жиль взглянул на юную графиню: обнажённая она лежала на импровизированном ложе, раскинув ноги в разные стороны. Её тело на чёрном шёлке казалось неестественно белым. «Опоили какой-нибудь гадостью», – подумал он и несколько смутился, до сих пор он видел лишь обнажённых крестьянок и то украдкой, подглядывая, когда те купались летом в Луаре.

– Что щенок, любуешься? – раздался хриплый голос над самым ухом Жиля. – Ну, насладись, немного тебе осталось. Скоро появиться Арастот, вот тогда и начнётся…

– Что? – невольно поинтересовался юноша.

Монах рассмеялся:

– Тебя принесут в жертву слуге самого Сатаны! Считай это за честь!

Внутри Жиля всё похолодело… «Вот значит зачем, меня похитили!!! – дабы скормить какому-то Арастоту! А Элеонора?! Зачем они её раздели? Хотят надругаться все по очереди? Животные!»

– Я не хочу такой чести!!! – воскликнул Жиль.

Почти все монахи повернулись в его сторону, один из них произнёс:

– Ты – свадебный подарок! Это решено! Ничто не поможет тебе: ни мольбы о пощаде, ни чудо… После соития с нашей госпожой, Арастот возьмёт тебя в свой мир, а если будешь сопротивляться, лишь усугубишь свою участь.

Жиль понял: всё кончено, его подадут некоему демону Арастоту, как свиную отбивную, на ужин, возможно даже с вином или – с человеческой кровью!

Юношу подвели к жертвенному столбу, роль которого выполняло стропило, подпирающее свод крыши и привязали верёвкой за лодыжку; серебряный крест-кинжал размещался на ноге выше, почти у колена, поэтому не вызвал ни малейших подозрений.

Монахи окружили импровизированный алтарь, на котором возлежала Элеонора, и начали нараспев говорить речитативом по латыни. Жиль не понимал их речей, от горящих свечей исходил сладковатый дурман, голова его начала кружиться. Он отгонял от себя пелену, пытающуюся накрыть и парализовать его сознание: сначала он мотал головой, затем же полностью сосредоточился на кресте, снова почувствовав тепло, распространяющееся от металла.

Настоятель Арман уже не произносил свою адскую речь, а буквально кричал, войдя в экстаз.

Неожиданно свечи, окружавшие ложе Элеоноры начали гаснуть, вокруг него образовалось красное свечение, которое усиливалось с каждой минутой. Свечение поднималось с пола в виде пятиконечной звезды, постепенно охватывая весь зал.

Монахи рухнули на колени, опустили капюшоны, так чтобы они скрывали лица, продолжая латинский речитатив. Жиль понял: это шанс извлечь самодельный кинжал, некое чувство подсказывало ему, что он ещё приходиться. Он внимательно огляделся: монахи стояли на достаточно близком расстоянии от него, – пожалуй, можно сразить одного или двух, – и только! И что же потом? – выход из зала расположен слишком далеко, и даже, если он перережет верёвку, то всё равно падёт от рук монахов-сатанистов. Оценив ситуацию, Жиль принял единственно правильное решение: следует ждать!