Виктория Борисова - Теория невероятности

Земля переполнена злом! И носителями его в большинстве своем являются женщины. Они так суетны и лживы, так стремятся к низменным плотским наслаждениям, что готовы предаться дьяволу за самую ничтожную выгоду. Склонность ко злу содержится в самой женской природе. Даже в Библии написано, что она была сотворена из грудного ребра, как бы отклоняющегося от мужчины! Конечно, это метафора, но удивительно точная и верная. Женщина всегда обманывает. Она — всего лишь несовершенное животное, преисполненное телесной скверны и не способное воспринять ничто высокое и духовное.

В прежние времена люди понимали опасность и умели с ней бороться. Женщина занимала подобающее ей место, а те грешницы, что из-за природного злонравия или суетной гордыни пытались обрести власть над душами и телами других людей и вступали ради этого в сделку с врагом рода человеческого, быстро находили свой печальный конец. Верные слуги Господа всегда стояли на страже, вовремя выявляя злодеек и предавая их суду и казни, а церковь в милосердии своем давала им возможность раскаяться перед смертью и назвать сообщниц своих злодеяний, чтобы облегчить свою участь, представ перед Богом, и, может быть, даже обрести спасение.

Но время шло, и люди постепенно забыли свои обычаи, разучились бороться со злом, что несут ведьмы, а главное — перестали даже замечать его! Ослепленные гордыней и безверием, находясь в плену у материализма, они верят только в то, что можно потрогать руками, взвесить, измерить или обнаружить с помощью хитрых приборов.

А дьявол, как известно, не спит… И верные его прислужницы быстро поняли, что больше им ничто не угрожает. «Просветители» и «гуманисты» направили людей по ложному пути, и теперь можно не опасаться заслуженной кары. Женщины бесстыдно выставляют напоказ свое тело, красят лицо, виляют бедрами, зазывно улыбаются… Недаром ведь сказано еще в древних писаниях, что не найдется мужчины, который бы так стремился угодить Всевышнему, как старается женщина — будь она не совсем уродом — понравиться мужчине. И не просто понравиться, а завлечь, поработить, превратить в игрушку и орудие для ненасытного сладострастия, а в конце концов — украсть его душу…

У старого раскидистого дерева совсем молоденькие девицы — наверное, лет по пятнадцать — шестнадцать, не больше! — собрались в кружок. Они курили, пили пиво, передавая бутылку из рук в руки, громко смеялись… Несмотря на юный возраст, печать порока уже легла на их лица. Василий с отвращением покосился на ярко накрашенные рты, короткие майки, обтягивающие драные джинсы, всклокоченные волосы, выкрашенные во все цвета радуги… Если в прежние времена только ведьмы в подобном виде собирались на свои богомерзкие шабаши, и даже они хотя бы днем старались соблюдать приличия, то теперь у женщин вовсе не осталось стыда! Видеть такое было неприятно. Он чуть ускорил шаг, но одна из девиц неправильно истолковала его взгляд.

— Молодой человек! — крикнула она и помахала рукой. — Идите к нам! Смотри, вроде ничего себе кекс, — обратилась она к подруге, — интересно, какой у него…

Она что-то шепнула ей на ухо, и обе девицы закатились от смеха.

Василий понял, что именно она имела в виду, — и сразу почувствовал, как кровь застучала в висках от гнева. Глаза на мгновение заволокло багровой пеленой. Хотелось сейчас же заткнуть рот этой наглой твари, ударить, может быть, даже убить… Но Василий изо всех сил старался не подавать виду. «Нельзя, нельзя сейчас… — твердил он себе, — день, вокруг полно народу, их слишком много…» Надо поскорее уйти прочь, миновать опасное место, пока он еще может контролировать себя.

Он почти бежал по бульвару, а вслед ему несся издевательский смех и похабные шуточки:

— Ну, ты, Тигра, напугала чувака! Вдруг он еще девственник!

— Ага, а еще трезвенник и язвенник!

— А может, он мальчиков любит?

Василий сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Когда развеселая компания осталась далеко позади, он замедлил шаг и, наконец, без сил опустился на скамейку.

Все удовольствие от прогулки, от ясного и теплого летнего дня было напрочь испорчено. Пот струился по лицу, руки и ноги противно дрожали. Спокойно, только спокойно… Пытаясь справиться с накатившим волнением, он старался дышать размеренно и глубоко, а про себя вновь и вновь твердил запавшие в память строки из Екклесиаста: «Я нашел, что женщина горче смерти, она — петля охотника. Ее сердце — тенета, а ее руки — оковы. Кто угождает Богу, тот ее избегает. Грешник же будет ею уловлен».

Обиднее всего было ощущать собственное бессилие. Да, он делает все, что может, но не дано ему будет переделать этот мир! Все равно что муравью перетаскать по песчинкам высокую гору. Скольких бы явных и тайных колдуний и их пособниц, погубивших свои души, он ни сумел уничтожить — все равно их много, слишком много… Просто руки опускаются!

Иногда, в минуты слабости — вот как сейчас, например, — он думал над тем, почему же случилось такое, что именно ему предназначено было стать охотником за ведьмами, их судьей и палачом — возможно, последним на земле? Может быть, вся его жизнь была только предисловием, подготовкой к той великой Миссии, которую теперь приходится выполнять…

Жарким летом восьмидесятого года Москва принимала у себя Олимпийские игры. Это было важное политическое событие, призванное не столько выяснить, кто из спортсменов быстрее бегает или выше прыгает, сколько продемонстрировать всему миру преимущества самого передового социалистического строя. Власти старались как могли — ограничили въезд в город, чтобы «колбасные» электрички из Рязани или Калуги не позорили лицо столицы очередями страждущих заполучить батон колбасы за два двадцать, предусмотрительно выселили за сто первый километр все подозрительные элементы, на прилавках магазинов появились дефицитные товары и продукты, чтобы ни у кого не возникало сомнений — да, мы всегда так живем! В стране победившего социализма, где все делается исключительно на благо человека, и быть не может иначе…

В тот день, когда переводчица Нелли Гаршева — отличница, спортсменка, комсомолка и просто красавица! — должна была сопровождать делегацию из Алжира на обзорную экскурсию по городу, ей слегка нездоровилось с самого утра. Нелличка находилась на седьмом месяце беременности, и до декрета ей оставалось совсем недолго. Можно было бы, конечно, и бюллетень взять, но в те короткие дни 0лимпиады-80 хороших переводчиков отчаянно не хватало. На собрании коллектива было сказано четко — никаких отпусков, больничных, отгулов и прочих отговорок! Дело важное, политическое, это понимать надо. Вот закончится Олимпиада, разъедутся гости — тогда пожалуйста, сколько угодно, можешь хоть вообще не выходить до самого декрета.