Монтегю Джеймс - Соседская межа

— Митчелл, я хочу, чтобы вы рассказали мне кое-что о лесе.

— О каком лесе, мистер Реджинальд?

— О Беттон-вуд. Помните?

Митчелл медленно поднял руку и направил на собеседника обвиняющий перст.

— Это ваш отец уничтожил Беттон-вуд, мастер Реджинальд, я много раз об этом говорил.

— Я знаю, Митчелл. И не надо смотреть так, будто это моя вина.

— Ваша вина? Нет, я говорю, что это сделал ваш отец, когда вас еще на свете не было.

— Верно, но если уж быть совсем честным, то осмелюсь сказать, что именно ваш отец посоветовал ему выкорчевать Беттон-вуд, и я хочу знать почему.

Митчелл, казалось, слегка удивился.

— Ну, — сказал он, — мой отец был лесником у вашего отца и вашего деда и просто делал свою работу, не думая, что за этим стоит. И если он дал такой совет, то я полагаю, у него были на это причины, верно?

— Разумеется, были, и я хочу знать, какие именно.

— Слушайте, мистер Реджинальд, с чего вы взяли, что мне известны причины того, что случилось давным-давно?

Ну, по правде говоря, прошло и впрямь немало лет, и вы легко могли забыть то, что знали. Ладно, тогда мне остается только обратиться к старому Эллису; может, он что припомнит.

Это подействовало так, как я и рассчитывал.

— Старый Эллис! — заворчал Митчелл. — Впервые слышу, что Эллис может хоть на что-нибудь сгодиться. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, мастер Реджинальд. Неужто Эллис может рассказать о Беттон-вуд что-нибудь такое, чего не знал бы я? И зачем тогда было сперва приходить ко мне, хотел бы я знать? Его-то отец лесником не был; он был пахарем вот кем он был; так что тут любой мог бы наболтать… То есть, вы могли бы спросить любого другого, я говорю.

— Верно, Митчелл, но если вам все известно про Беттон-вуд, и вы просто не хотите об этом говорить что ж, я должен использовать все возможности и обратиться к кому-нибудь другому, а старый Эллис живет здесь почти столько, сколько и вы.

— Вовсе нет, на целых восемнадцать месяцев меньше! С чего вы взяли, что я не расскажу вам про Беттон-вуд? Да я совсем не против; просто история больно странная и, по моему разумению, прихожанам о ней знать незачем. Эй, Лиззи, посиди немного на кухне. Нам с мистером Реджинальдом надо перекинуться парой слов наедине. Вот что хотел бы я знать, мистер Реджинальд. Почему вы пришли спросить об этом именно сегодня?

— А… Ну, я случайно услышал старую сказку о том, что гуляет в Беттон-вуд. И решил, что, может, удастся как-нибудь разобраться в этом деле, вот и все.

— Ну что ж, откуда бы это ни услышали, у вас есть право знать, и я думаю, что расскажу вам обо всем лучше любого другого в приходе, не считая старика Эллиса. Видите ли, все началось из-за того, что самая короткая дорога к ферме Аллена вела через Беттон-вуд, и когда мы были детьми, моей бедной матушке много раз в неделю приходилось относить на ферму кварту молока, потому что ферма вашего отца была за фермой мистера Аллена, а он был в общем-то человек неплохой и позволял всем, у кого маленькие дети, всю неделю ходить через его ферму. Но речь сейчас не об этом. Моей бедной матушке совсем не нравилось бегать через Беттон-вуд, так как уже тогда о нем судачили вовсю и говорили примерно то же, что вы сейчас. Но время от времени, когда ей случалось припоздниться, она ходила короткой дорогой, и каждый раз после этого возвращалась домой в ужасном состоянии духа. Помню, как они шептались с отцом, и он говорит: «Оно не причинит тебе вреда, Эмма», а она отвечает: «Да ты понятия об этом не имеешь, Джордж. Боже, оно бьет прямо в голову, — говорит она, — и я сразу теряюсь и забываю, где я. Слушай, Джордж, — говорит, — вот бы тебе там пройтись в сумерках. Ты-то всегда ходишь там днем, верно?» А он отвечает: «Ну само собой. Что я, дурак, по-твоему?» Ну, и так далее. Время шло, и я думаю, терпение у нее потихоньку заканчивалось, потому как, сами понимаете, днем носить молоко никакого толку нет; но она никогда никого из нас, детей, туда не посылала, думала, мы испугаемся. «Нет, — говорила она, — мне самой этого хватает. Не хочу, чтобы вам довелось через это пройти, и слышать об этом тоже ничего не хочу». Но однажды, помнится, она сказала: «Сперва в кустах раздается какой-то шорох, очень тихий, то ли рядом, то ли прямо передо мной, смотря по времени, а потом уж как завизжит — словно насквозь прокалывает из одного уха в другое, а коли после этого пойдешь дальше, то и дважды его услышишь; но, благодарение Господу, трижды слышать такое мне ни разу не приходилось». Ну, а я и спрашиваю: «Это вроде как кто-нибудь все время носится там, то туда, то сюда?» «Да, — говорит она, — точно, но кто она такая, я даже думать не желаю». «Так это женщина, матушка?» — говорю я. «Да, — отвечает она, — я слышала, что это женщина». Как бы там ни было, в конце концов мой отец поговорил с вашим отцом и сказал ему, что Беттон-вуд — дурной лес. «Звери его не любят, — говорит, — там нет ни одного птичьего гнезда, да и вам от него никакой пользы». Они долго беседовали, а потом ваш отец пошел к моей матушке и увидел, что она вовсе не из тех глупых дамочек, что вечно пищат по пустякам; тогда он понял, что в лесу и впрямь что-то не так, посоветовался с соседями, и, наверное, они что-то выяснили, потому что все было записано на бумаге, которая, надо думать, до сих пор где-нибудь в поместье, мастер Реджинальд. А затем он дал приказ, и Беттон-вуд вырубили. Помнится, начали они днем и закончили не позже трех.

— Нашли они какое-нибудь объяснение, Митчелл? Может, кости или еще что-нибудь?

— Ничего, мастер Реджинальд, только остатки ограды да канаву посередине, недалеко от того места, где сейчас живая изгородь; так что если там что и было, то после такой работы они бы обязательно это нашли. Но вообще-то я не знаю, хорошо они все сделали или нет. А нынешним жителям го место, похоже, не нравится так же, как прежним.

— Вот что я вытянул из Митчелла, заключил Филипсон, — и, насколько могу судить, это объяснение отнюдь не продвинуло нас вперед. Попробую поискать ту бумагу.

— Почему ваш отец никогда вам об этом не рассказывал? — спросил я.

— Он умер до того, как я пошел в школу, ну, и потом, я думаю, он не хотел пугать нас, детей. Помню, как няня трясла и шлепала меня за то, что я бегал по тропинке к лесу, откуда однажды зимним вечером вернулся вместе с другими довольно поздно; однако днем нам никто не мешал ходить в лес, если захочется; правда, днем нам никогда не хотелось.

— Хм, произнес я. — И вы думаете, что сможете найти тот документ, что написал ваш отец?

— Да, — ответил Филипсон, — смогу. И полагаю, что он не дальше, чем в шкафу позади вас. Там есть несколько специально отложенных пакетов, которые я несколько раз просматривал, и знаю, что среди них есть конверт с надписью «Беттон-вуд»; я не считал нужным его вскрывать — ведь Беттон-вуд исчез — и оставил лежать. Однако теперь мы его вскроем.