Саймон Кларк - Вампиррова победа

— О... Боже, — Бернис издала не то всхлип, не то стон, — я больше не вынесу — Прижав руки ко рту, она затрясла головой.

— Хочешь подняться наверх? — мягко спросила Электра.

— Только не в одиночестве.

— Еще пара минут, милая, — отозвалась Электра — Осталось немного.

— Я подожду снаружи в основной части подвала. Я не могу... не могу... больше смотреть на эту тварь. — Она опасливо бросила взгляд на труп.

— Не включай там свет. — Электре все еще удавалось сохранять хладнокровие. — С этой галогенной лампой пробки могут перегореть... проводка «Городского герба» слегка устарела.

— Не может же она стоять там в темноте, — запротестовал Дэвид.

— Вот возьми. — Электра протянула Бернис фонарь — Не волнуйся. Мы будем через пару минут.

Когда Бернис исчезла в дверном проеме, Дэвид снова вернулся к трупу, — если «труп» подходящее для этого название.

А если не подходящее, то какое слово способно описать то, что лежит на каменном столе? Как назвать это нечто с горячей кожей и напрочь откушенными сосками?

Слово скользнуло ему в мозг, как скользкий червь:

ВАМПИР

Это ведь правильное название, не так ли, Дэвид? ВАМПИР

Подавив в себе нарастающую тревогу, Дэвид заставил себя поискать на длинной лебединой шее пульс.

И нашел его тотчас. Подушечки его пальцев нащупали медленный, но очень четкий пульс, чавкающее биение крови, питающей артерии.

— Пульс есть, — подавленно произнес он. — Но медленный, невероятно медленный. И все же я не могу найти никаких признаков дыхания.

— Ты бы назвал ее живой?

— Не знаю, — Дэвид недоуменно пожал плечами, — налицо существенные показатели, которые... которые, ну, имитируют жизнь. — Он продолжал осмотр, с усилием подавляя нарастающую волну отвращения и — давай не будем ходить вокруг да около, доктор, — страха. Я боюсь этой твари на столе. Она не укладывается ни во что, что мне известно о человеческом теле.

— Если уж на то пошло, первым моим предположением было бы кататония. Или какая-то разновидность комы, вызванной наркотиками.

Электра придвинулась ближе к телу. Дэвид почувствовал ее силу воли как нечто материальное: больше всего на свете хозяйке гостиницы хотелось убежать с криком из подвала, но железная сила воли заставляла ее оставаться на месте, чтобы увидеть все до последней детали, чтобы не упустить ничего.

— Смотри, что сейчас произойдет, — вполголоса произнесла она.

Вынув из кармана жакета циркуль, из тех, что используют на уроках геометрии, она сняла с иглы крышечку и, прежде чем Дэвид успел что-либо возразить, с силой воткнула иглу в руку трупа. Потом с усилием выдернула ее: игла не хотела выходить, как будто кожа льнула к ней, стремясь оставить железо в теле. Когда Электра потянула, кожа приподнялась вокруг иглы пирамидкой.

— А что ты теперь видишь?

Дэвид присмотрелся к месту укола. Из ясно очерченного отверстия медленно сочилась прозрачная жидкость. Впрочем, это была не кровь, определенно не кровь. Это было что-то желтоватое и прозрачное, напоминающее соки мухи, раздавленной об оконное стекло. Медицинская выучка подсказала, что это, наверное, плазма крови — только из нее удалены все красные и белые кровяные тельца и осталась только липкая янтарная жидкость.

— Bот, — в тихом голосе Электры звучал не то страх, не то благоговение, — вот перед нами одна из твоей вампирской армии, Дэвид. Ты слышал легенды. Она — твоя. Что ты намерен с ней делать?

У Дэвида пересохло во рту, но он заставил себя пригнуться, чтобы всмотреться в лицо девушки. Оно выглядело расслабленным, веки сомкнуты — словно она спала. Длинные ресницы казались такими завлекательными. На белизне кожи ярко выделялись темные брови. Такая же белая кожа гладко обтягивала высокие скулы. В свою очередь, само лицо было обрамлено пушистыми светлыми волосами. В этом было подобие жизни. Никуда от этого не деться.

Он вернулся к векам, легко прикрывающим глаза. Медленно поднял пальцы к глазу, намереваясь оттянуть веко, чтобы осмотреть зрачок.

Стоило ему коснуться его, веко поднялось.

Веки поднялись будто ставни, открывающие вид в иной мир. А из-под век засияли глаза. Зрачки невероятно расширились, так что у него создалось впечатление, что он глядится в бездонный колодец. Только этот колодец был окружен белизной, которая поблескивала и светилась будто жемчужина.

Эти глаза были великолепны.

Они почти гипнотически приковывали взгляд.

И больше ничего не имело значения. Остальной мир потерял четкость; ему не о чем волноваться; на него снизошел совершенный и всеобъемлющий душевный покой; он превратился в частицу пыли, танцующую в солнечном луче; розоватые огни с нежностью расцвели в его голове, заполняя своим теплом; никогда раньше он не чувствовал себя таким нужным, таким любимым.

Глаза светились для него одного.

Это было мгновение полной ясности; его "я" растворялось в океане вселенской любви; пульс у него на шее отстукивал медленный блюзовый ритм; он чувствовал, как богатая и ароматная кровь хлюпает по его артериям.

Глаза девушки стали мечтательными и любящими. И этот «пойдем-в-постель» взгляд.

— О да... — Слова нежным дыханием сорвались с прекрасных губ. — Да... я хочу отправиться с тобой в постель. Я хочу тебя...

Реальность взорвалась потоком безжалостного белого света. Потом его лицо безвольно шмякнулось обо что-то твердое. От шока он охнул. Лицом он вжимался в холодную и шероховатую кирпичную стену; немилосердный свет галогенной лампы поблескивал на проступающих на кирпиче кристаллах селитры.

— Ну что, теперь веришь? — вполголоса осведомилась Электра. — Теперь ты веришь в вампиров?

Дрожа всем телом, Дэвид кивнул. От пережитого шока дыхание с хрипом вырывалось у него изо рта. Только сейчас он осознал, что Джек Блэк, наверное, потянулся, схватил и оттащил его от трупа, а затем вжал лицом в стену, чтобы прервать гипнотическую власть — захват вампира.

А у него за спиной, там на столе — в ярком свете галогенной лампы — мертвое нечто ухмылялось, подергивалось и хихикало.

— Теперь ты поверил. — выдохнула ему в ухо Электра. — Вопрос вот в чем: ты собираешься сбежать, как сбежал твой отец? Или ты останешься и будешь бороться с ними?

В подвале, в полном одиночестве.

Тени кругом живые.

По крайней мере так казалось стоящей у стены Бернис Мочарди. Она повела фонарем вправо, влево, посветила впереди себя, потом за спину.

Хорошо бы они поторопились, перестали таращиться на этот проклятый труп в подвальной кладовой и поднялись наверх, черт бы их побрал. Наверху она еще застанет последние крохи дневного света.

Господи мой Боже. Сердце частило и частило. Вот чего я хочу:

я хочу купаться в лучах солнца, хочу стоять на улице и кожей чувствовать свежий воздух и тепло солнца.