Дин Кунц - Блудный сын

Когда-то роскошный кинотеатр, с годами «Люкс» превратился в обшарпанную реликвию, где показывали только старые фильмы. На рекламном табло, занимающем немалую часть фасада, неровно вывешенные пластиковые буквы информировали о текущем репертуаре:

Табло не подсвечивалось, кинотеатр закрылся то ли на ночь, то ли навсегда.

Поскольку горели далеко не все уличные фонари, Дукалион смог добраться до «Люкса», не выходя из тени.

Понятное дело, направился он не к парадной двери. Уже более двух столетий он пользовался черным ходом или прибегал к более экзотическим способам проникновения в помещение.

За кинотеатром над дверью черного хода горела маленькая, тусклая лампочка, забранная в защитный сетчатый кожух. Конечно же, она не освещала и малой части узкого, грязного проулка.

Дверь, с которой отшелушивались многочисленные слои краски, была прочно вделана в каменную стену. Дукалион присмотрелся к замку… и решил воспользоваться звонком.

Нажал на кнопку. Сквозь дверь донеслось громкое дребезжание. Так что в тишине кинотеатра звуки эти громкостью не уступали пожарной сирене.

Через несколько секунд послышались тяжелые шаги. Дукалион почувствовал, что на него смотрят. Точнее, смотрят на монитор, куда выводилась «картинка» камеры слежения.

Заскрежетал замок, дверь открылась. Дукалион увидел толстяка с круглым добрым лицом и веселыми глазами. При росте в пять футов и семь дюймов он весил никак не меньше трехсот фунтов, то есть в два раза больше, чем следовало.

— Ты — Желе Биггс? — спросил Дукалион.

— Разве не похож?

— Недостаточно толстый.

— Когда я был звездой шоу «Десять в одном», весил в два раза больше. Теперь вот наполовину усох.

— Бен посылал за мной. Я — Дукалион.

— Да, я так и понял. В прежние времена такое лицо, как у тебя, было золотой жилой для карнавального шоу.

— Там была работа для нас обоих.

Биггс отступил в сторону, знаком предложив Дукалиону войти.

— Бен много рассказывал о тебе. О татуировке не упоминал.

— Она новая.

— Татуировки сейчас в моде, — заметил Желе Биггс.

Переступив порог, Дукалион попал в просторный, но убогий холл.

— Я всегда следил за модой, — сухо ответил он.

Та часть «Люкса», что находилась позади большого экрана, представляла собой лабиринт коридоров, кладовок и комнат, в которые не мог бы попасть ни один зритель. Тяжело дыша, обильно потея, Желе шел мимо коробок, тронутых плесенью картонных ящиков, афиш, развешанных по стенам, и рекламных щитов старых фильмов.

— Бен написал на конверте семь фамилий, — прервал молчание Дукалион.

— Однажды ты упомянул монастырь Ромбук, вот он и решил, что ты можешь быть там, но не знал, какой ты пользуешься фамилией.

— Не следовало ему рассказывать кому-либо о моих фамилиях.

— Если я и знаю твои вымышленные фамилии, это не означает, что своими чарами смогу подчинить тебя себе.

Они прибыли к двери, покрытой толстенным слоем зеленой краски. Биггс открыл ее, включил свет, взмахом руки предложил Дукалиону войти первым.

За дверью находилась уютная, пусть и без единого окна квартира. Маленькая кухня примыкала к комнате, которая одновременно служила и спальней, и гостиной. Бен любил книги, так что две стены занимали уставленные ими стеллажи.

— Ты унаследовал хорошее гнездышко, — добавил Желе.

Ключевое слово ударило Дукалиона, как хлыстом.

— Унаследовал? Ты это о чем? Где Бен?

На лице Желе отразилось удивление.

— Ты не получил моего письма?

— Только от него.

Желе сел на один из хромированных, с красной виниловой обивкой стульев, что стояли у обеденного стола.

— На Бена напали грабители.

Мир — океан боли. Дукалион почувствовал, как в нем знакомой волной поднимается злость.

— Это не лучшая часть города, и меняется она только к худшему, — продолжил Биггс. — Бен купил «Люкс», когда ушел из карнавальных шоу. Тогда казалось, что район этот пойдет в гору. Не пошел. В наши дни продать кинотеатр за хорошую цену не получалось, вот Бен и решил выждать.

— Как это случилось? — спросил Дукалион.

— Ножевые ранения. Больше двадцати.

Злость, давно подавляемая злость грозила захлестнуть его. Когда-то злость была основой его существования, теперь — нет.

Если бы он дал злости волю, она превратилась бы в ярость и сожрала его. Десятилетия он держал этого джинна в бутылке, с плотно забитой пробкой, не сейчас Дукалиону очень уж хотелось дать ему свободу.

А потом… что? Он снова станет монстром? Толпы будут преследовать его, с факелами, вилами, ружьями, гнаться, гнаться, гнаться за ним, как гончие, чтобы разорвать на куски.

— Для всех нас он был вторым отцом, — вздохнул Желе Биггс. — Лучшего босса карнавального шоу я не знал.

За последние два столетия Бен Джонас был одним из немногих, кому Дукалион рассказал о себе всю правду, одним из тех, кому он полностью доверял.

— Его убили после того, как он связался со мной.

Биггс нахмурился.

— Ты говоришь так, будто одно связано с другим.

— Убийцу не нашли?

— Нет. Это обычное дело. Письмо тебе, нападение грабителей — всего лишь совпадения.

Дукалион наконец-то поставил чемодан на пол.

— Совпадений не бывает.

Желе Биггс, сидя на стуле у обеденного стола, поднял голову и встретился с Дукалионом взглядом. Без слов оба поняли, что, помимо общей работы в карнавальных шоу, они разделяют и взгляд на мир, который не просто создан с какой-то целью, но и полон загадок.

Толстяк махнул рукой в сторону кухни.

— Помимо кинотеатра, Бен оставил тебе шестьдесят тысяч наличными. Они в морозильнике.

Дукалион какое-то время обдумывал его слова.

— Он редко кому доверял.

Желе пожал плечами:

— Зачем мне деньги при такой роскошной внешности?

Она была молодой, бедной, неопытной. Никогда раньше не делала маникюр, вот Рой Прибо и предложил поухаживать за ее ногтями.

— Я сам делаю себе маникюр. Маникюр может быть эротичным, знаешь ли. Дай мне шанс. Увидишь сама.

Рой жил в большой квартире, которая занимала половину чердака старого, реконструированного дома в Складском районе. Многие здания в этом районе города превратились в жилые дома, квартиры в которых стоили очень и очень дорого. Но очень нравились художникам и артистам.

Нижний этаж занимала компания по сборке компьютеров и типография. Предприятия эти и Рой Прибо существовали в разных вселенных; он не касался их дел, они — его.

Ему требовалось уединение, особенно когда он приводил новую и особенную женщину на свой чердак. Эту звали Элизабет Лавенца.