Дин Кунц - Блудный сын

Любое слово, которое он произносит, обращаясь к другому человеку, размывает созданную им защитную стену.

Оставшись один, Рэндол Шестой ест ленч. Очень аккуратно.

Еда белая и зеленая, как он и любит. Порезанная ломтиками грудка индейки в сливочном соусе, картофельное пюре, белый хлеб, зеленый горошек, зеленая фасоль. На десерт — ванильное мороженое.

Поев, он решается открыть дверь в коридор и выставить поднос. Потом закрывает дверь и вновь ощущает себя в полной безопасности.

Садится на край кровати и выдвигает ящик тумбочки. В ящике лежат несколько журналов.

Отец поощряет знакомство с окружающим миром Рэндола Шестого, получившего образование путем прямой информационной загрузки мозга. Хочет, чтобы тот был в курсе текущих событий и узнавал о них, читая периодику, журналы и газеты.

Газеты Рэндол Шестой терпеть не может. Они неудобные. Тетрадки путаются, страницы выпадают.

А самое ужасное — типографская краска. Она переходит на его руки, словно грязный беспорядок окружающего мира.

Он может смыть краску мылом и горячей водой, но, конечно же, ее частички попадают в поры и через них проникают в кровь. То есть газета — загрязнитель, заражающий его мировым беспорядком.

В одном из журналов, лежащих в ящике тумбочки, хранится заметка из местной газеты, которую он вырвал три месяца назад. Заметка эта — маяк надежды.

В заметке идет речь о местной организации, занимающейся сбором средств на проведение исследований, цель которых — излечение аутизма.

Если исходить из строгого определения этого состояния, Рэндола Шестого нельзя назвать аутистом. Но его взаимоотношения с окружающим миром, по большому счету, точно такие же, как у аутистов.

Поскольку Отец настоятельно убеждает его лучше познавать себя, что является первым этапом излечения болезни, Рэндол читает книги по этой теме. Книги эти не дают ему того умиротворения, какое он находит в кроссвордах.

В первый месяц своей жизни, еще не очень-то понимая, что с ним не так, когда он мог брать в руки газеты, Рэндол прочитал о местной благотворительной организации, занимающейся сбором средств для лечения аутизма, и сразу понял, что речь идет о таких, как он. Осознал, что он не одинок.

Что более важно, увидел фотографию другого человека, такого же, как он: двенадцатилетнего мальчика, сфотографированного с его сестрой, сотрудницей полиции Нового Орлеана.

На фотоснимке мальчик смотрит не в камеру, а в сторону. Рэндол Шестой понимает, что тот избегает прямого визуального контакта.

Невероятно, но мальчик улыбается. И выглядит счастливым.

Рэндол Шестой никогда не был счастливым за те четыре месяца, которые прошли после его появления из резервуара сотворения в возрасте восемнадцати лет. Ни разу. Ни на секунду. Случается, что он чувствует себя в безопасности, но счастливым — никогда.

Бывает, что он часами сидит и смотрит на газетную вырезку.

Мальчик на фотографии — Арни О'Коннор. Он улыбается.

Может, Арни счастлив не всю жизнь, но иногда он точно бывает счастлив.

Арни обладает знанием, которое необходимо Рэндолу. Необходимо настолько, что ночами он лежит без сна, раздумывая над тем, как это знание добыть.

Арни в этом городе, так близко. Но, если исходить из практических соображений, недосягаем.

За четыре месяца своей жизни Рэндол Шестой ни разу не покидал стен «Милосердия». Для него огромное потрясение — путешествие на другой этаж этого же здания, где его лечат.

А уж другой район Нового Орлеана для него что лунный кратер. Арни живет со своим секретом, и выведать его у этого мальчика нет никакой возможности.

Если бы Рэндол сумел добраться до мальчика, то узнал бы секрет счастья. Возможно, Арни не захотел бы им поделиться. Рэндола это не смущало. Рэндол вызнает у него этот рецепт. Рэндол вызнает.

В отличие от подавляющего большинства аутистов Рэндол Шестой способен на крайнее насилие. Кипящая в нем ярость лишь чуть-чуть уступает его страху перед беспорядочностью мира.

Он прячет свою способность к насилию от всех, даже от Отца. Опасается: если тот об этом узнает, с ним самим случится что-то плохое. Он уже видел в Отце некую… отстраненность.

Рэндол убирает вырезанную заметку в ящик, под журналы. Но мысленным взором по-прежнему видит Арни, улыбающегося Арни.

Арни здесь, в Новом Орлеане, и Рэндола Шестого неудержимо тянет к нему.

В маленькой, плохо освещенной проекционной у стены стоял просиженный диван и везде, где только можно, лежали книги в обложке. Видимо, Желе любил читать, пока шел фильм.

После того, как вошли они в одну дверь, толстяк указал на вторую: «Моя квартира там. Бен оставил тебе специальную коробку».

Пока Желе ходил за коробкой, Дукалион разглядывал проектор, безусловно, тот самый, что показывал фильмы с первого для работы кинотеатра. Древний агрегат включал в себя две огромные бобины: с одной 35-миллиметровая пленка сматывалась, на вторую, пройдя сложный лабиринт зубчатых барабанов, направляющих в зазор между мощной яркой лампой и линзами, наматывалась.

Он присмотрелся к регулировочным узлам, покрутил их, пока не смог посмотреть в циклопический глаз проектора. Снял кожух, чтобы изучить шестерни, колесики, двигатели.

Это устройство могло создавать яркую иллюзию жизни на большом экране, расположенном на другом конце зрительного зала, за балконом и партером.

Собственная жизнь Дукалиона, в своем первом десятилетии, часто представлялась ему как темная иллюзия. Со временем, однако, жизнь стала слишком реальной, заставив его ретироваться в карнавальные шоу и в монастыри.

Вернувшись с коробкой из-под обуви, полной каких-то бумаг, Желе замер, увидев, что Дукалион возится с проектором.

— Слушай, меня это нервирует. Это же старинная вещь. Трудно найти как запасные части, так и мастера. Проектор — сердце кинотеатра.

— Оно кровоточит. — Дукалион поставил кожух на место. — Логика открывает секреты любой машины, будь то проектор, реактивный двигатель или сама вселенная.

— Бен предупреждал, что ты слишком много думаешь. — Желе поставил коробку на стопку журналов. — В письме он послал тебе газетную вырезку, так?

— И она заставила меня пролететь полмира.

Желе снял с коробки крышку.

— Бен собрал много таких вырезок.

Дукалион взял верхнюю, посмотрел на фотоснимок, потом на заголовок: «ВИКТОР ГЕЛИОС ЖЕРТВУЕТ МИЛЛИОН СИМФОНИЧЕСКОМУ ОРКЕСТРУ».

Мужчина, запечатленный на фотографии, совершенно не изменившийся по прошествии стольких лет, потряс Дукалиона точно так же, как и совсем недавно, в монастыре.

Зигзаги молний рассекают чернильно-черную ночь, раскаты грома сотрясают темноту за высокими окнами. Мерцающий свет газовых фонарей освещает каменные стены просторной лаборатории. Электрическая дуга вспыхивает между медными электродами. Искры летят от перегруженных трансформаторов, машин, приводимых в движение поршневыми двигателями.