Нэнси Коллинз - Окрась это в черное

– Ты же не убил Панглосса.

Морган на миг замолчал. На его лице ничего нельзя было прочесть.

– Панглосса не надо было убивать. Когда пришло время, он признал мое превосходство. Он отказался от власти надо мной за право продолжать существование. Я повторю снова: наше общество – общество хозяев и рабов. Вот почему за все пятьсот лет с тех пор, как я вырвал у него вожжи, Панглосс так и не смог мне реально повредить.

– Может быть, потому, что он тебя любил.

Морган рассмеялся лающим невеселым смехом.

– Его последние слова были о тебе.

Морган не удивился, но принял это как должное.

– Значит, он умер?

– Тот Панглосс, которого ты знал, больше не существует.

Морган пожал плечами.

– Он меня больше не интересует. Меня интересуешь ты. В тебе я нашел силу, которой нет ни у кого из моего рода. В тебе есть свежесть, витальность, которая меня невероятно воодушевляет. Может быть, меня вдохновляет твоя невозможная молодость – по меркам энкиду. Но когда я смотрю на тебя, когда я с тобой, у меня такое чувство, что мир пересоздан заново, а я – его завоеватель.

– К чему ты клонишь?

– Только к тому, что у меня было много невест – но мне еще предстоит избрать себе королеву. – Морган протянул руку к мигающим огням, уходящим во все стороны за горизонт. – Мы можем править миром и людей, и вампиров – ты и я. С твоим иммунитетом к серебру и дневному свету мы будем непобедимы. Каждый Нобль будет вынужден присягнуть нам на верность и склониться перед нашей волей. Нам не будет преград. Мы будем править вечно.

– Почему это ты решил, что я соглашусь?

– Я не решал. Но что тебе еще делать?

– Я могу тебя убить.

– А потом что? Выйдешь замуж? Заведешь детей? Станешь готовиться к счастливой старости? Если ты меня убьешь, разве ты станешь прежней Дениз Тори? Когда меня не станет, что будет смыслом твоего существования? Будешь бессмысленно убивать вампиров только ради привычки? Или сдашься Ennui, как Панглосс?

Пора тебе отбросить детские представления об устройстве мира. Все Нобли заняты кровавой вендеттой друг с другом – но никто из нас не хочет на самом деле уничтожения другого, иначе бы игра нам скоро надоела, и мы бы стали увядать от скуки. А ты настоящий психопат – ты уничтожаешь то, что дает смысл твоему существованию.

В твоем безумии есть и моя вина – в конце концов, если бы я остался рядом с тобой, учил бы тебя тонкостям общества Ноблей, ты бы не была сейчас так невежественна. Дитя, ты действовала инстинктивно из невежества и отвращения к себе, делала то, что естественно для нашей породы, но понятия не имея, зачем и почему.

Скажи мне правду, Соня, – ты не устала от постоянной битвы сама с собой? Не тянет ли тебя сбросить бремя совести? Не устала ли ты от постоянной бдительности, от страха потерять над собой контроль?

Глаза Сони скользнули куда-то в сторону.

– Да, – шепнула она.

– Так отбрось же прочь свою ненависть! Отложи оружие! Обними меня, как королева своего короля, и конец этой битве! Нам предназначено быть вместе, Соня. Невежество и страх держали нас порознь все эти годы – но хватит! Послушайся меня, Соня. Послушайся себя.

Его слова были так нежны, так сладки, так вкрадчивы. Что-то из его слов не доходило, но многое западало в душу. Что-то внутри у Сони стало размягчаться, поддаваться. Вдруг навалилась усталость. Мягкая, теплая, сонная, непобедимая. И хотелось только свернуться в клубочек и впасть в глубокий и сладкий сон.

Другая вцепилась ногтями в лобные доли мозга, визжа и плюясь, как разъяренный горный лев. Боль вспыхнула так сильно, что не осталось места даже для крика.

Идиотка, манда глупая! Он тебя выводит, как щуку на спиннинге! Морган мастер находить слабые места и обращать их к своей выгоде! Весь этот треп насчет «королев» и «равных» – фигня! Вампиры – либо хозяева, либо рабы – он это сам сказал! Он тебе подставил ловушку, подруга, и ты туда рухнула, как пьяная корова! Проснись, мать твою! Проснись и убей его – убей на месте!

Соня отшатнулась назад, прочь от Моргана, и еще одна молния боли пронизала серое вещество. Красно-черные звезды полыхнули в закрытых глазах.

Зачем ты это делаешь? За Палмера? За Лит? Или ты пытаешься так наказать нас за убийство Джада – дать Моргану превратить нас в свое гребаное охвостье? Если ты думаешь, сестренка, что я при этом буду сидеть и смотреть, то очень ошибаешься!

Морган постарался скрыть улыбку, когда Соня отшатнулась от его рук, вцепляясь ногтями себе в виски и рыча, как раненый зверь. Быстрый осмотр ее ауры выявил пульсирующий вокруг головы колючий нимб, сменяющиеся волны красного и черного. Как дерущиеся морские моллюски. Нечто подобное он видел когда-то в старом Бедламе, когда местное дворянство платило начальнику, чтобы посмотреть сумасшедших «в деле». Как бы там ни было, его игра удалась. Элементы нестабильной личности Сони обратились друг против друга.

Соня согнулась пополам и облевала себе ботинки черноватой жидкостью. Морган с отвращением сморщил нос. Бутылочное дерьмо.

А в голове у Сони сцена была полностью отличной от всего снаружи. Она сама плавала в огромной иссиня-черной пустоте. Хотя она находилась внутри собственного разума, ее имаго – образ себя самой – во всех деталях повторяло ее физический облик. Она висела в воздухе, не зная, где верх и где низ. Но это и не было важно. Иссиня-черная пустота сложилась, как смятый ребенком клочок бумаги, и так же резко раскрылась.

Соня стояла на огромном и пустом ледяном поле. Ветер выл в ушах разъяренным зверем. Огромная рябая луна карабкалась в беззвездное небо, вылезая из-за торосов на горизонте. Темным блеском отсвечивал лед, как панцирь белого жука.

(Куда ты девалась, черт тебя побери?) - подумала она, оттачивая разум, пока он не превратился в плотный горячий луч, режущий лед как взгляд лазера. – (Отвечай, где ты? Тебе от меня не спрятаться!)

Вдруг лед под ногами подался вверх и наружу, подбросив Соню в воздух. В изумлении смотрела она, как вылезает Другая. Хотя они уже двадцать пять лет жили в одном теле и в одном сознании, Соня понятия не имела, как выглядит ее вампирическая сущность. Не хотела знать.

Другая была похожа на ведьму, которой в средние века родители пугали детей. Кожа синяя, груди висят пустыми мешками на ребрах. Руки как хватательные лапы хищной птицы, а когти острее ножей. Хотя с виду она напоминала труп, губы ее были до неприличия полны и вроде бы жили своей жизнью, обнажая почерневшие десны и зубы, которые более подошли бы бешеной собаке. Двигалась она с ловкостью обезьяны, красные глаза горели вечной яростью.

(Я здесь.)

Соня поднялась и щелкнула пружинным ножом. Выскочило серебряное лезвие, блеснув под луной.