Челси Ярбро - Дорога затмения

— А ты? — В Сен-Жермене зажглось холодное любопытство. — У тебя у самой должны ведь быть какие-то планы?

— Я вернусь во дворец и займусь подготовкой к войне, — с беспечной невозмутимостью ответила Тамазрайши. — Надо отбить у султана земли наших отцов.

— Но… разве это возможно? — Сен-Жермен видел дворцовую стражу и знал от Падмири, что Датинуш, чтобы не злить Дели, сильно убавил численность своих войск.

— Я брошу в бой шесть тысяч слонов, посадив на них лучников и метателей копий. Девять тысяч всадников ринутся вслед за ними, топча копытами всех, кто встанет у них на пути. А довершит все дело пехота. — На губах почитательницы черной богини сияла мечтательная улыбка. — Я поеду на переднем слоне. В черном панцире и с вороненой пикой.

За свою долгую жизнь Сен-Жермен встречал много безумцев, но все они строили более-менее реальные планы. Совсем уж беспочвенные фантазии Тамазрайши наполнили его сердце сожалением и тоской.

— Госпожа, — донеслось от дверцы, — вот другой инородец!

В зал влетел Руджиеро и, поскользнувшись на гладких плитках, упал. Сен-Жермен, наклонившись, протянул ему руку и шепнул на наречии франков:

— Ничему не перечь.

Руджиеро с достоинством встал, отряхнул колени и отозвался на ломаном греческом языке:

— Они застали меня врасплох.

— Говори по-франкски! — вспылил Сен-Жермен.

— Я вас не понимаю, — нахмурилась Тамазрайши.

— А он плохо разбирает местный говор. Как же мне быть? Позволь, я втолкую ему, что он скоро будет свободен. — Сен-Жермен вновь перешел на франкский язык: — Не позволяй им догадаться, что ты разбираешь их речь.

Руджиеро неуверенно улыбнулся.

— Я понял, — по-франкски ответил он.

— Теперь я сообщу, что он может довериться своим провожатым, — объявил Сен-Жермен и опять обратился к слуге: — Не доверяй никому и постарайся как можно скорее удрать.

— А вы? — В синих глазах Руджиеро блеснула тревога. — Когда вы сами последуете за мной?

— Как только представится случай, — спокойно откликнулся Сен-Жермен.

— Нет, — голос Руджиеро окреп. — Я отберу у кого-нибудь меч, и мы будем драться, пока не погибнем.

— Руджиеро, старый упрямец, делай, что тебе говорят!

Обернувшись к Тамазрайши, Сен-Жермен пояснил:

— Мой слуга немного встревожен и просит меня вооружить его, что никому, как мне кажется, не должно повредить.

Он вынул из-за пояса катану и протянул ее Руджиеро.

— Во имя всех забытых богов возьми это и уходи.

— Да, господин! — Слуга, слегка кланяясь, принял меч. — Будут ли сделаны другие распоряжения?

Сен-Жермен вглядывался в раззолоченный трон, но мысленно видел Рим времен Флавиев и арки еще не достроенного гигантского цирка, возле которых валялся израненный человек, а толпа нищих, глумясь, его добивала. Потом были громадные треугольные паруса, лихорадка, руки слуги, подающего ему миску с отваром, потом все это сменилось бешеной скачкой от развалин Милана, потом были Тунис, леса Польши, Ло-Янг…

— Нет, — сказал он, — более ничего. Уходи.

Обращение Судры Гюристара к своим подчиненным.

Всем, кому вверено охранять нашу рани и следить за порядком в стране!

Сестра покойного раджи Датинуша, недавно погибшего от руки им же самим взласканного раба, сделалась крайне опасной. В течение многих лет на ее странности и причуды смотрели сквозь пальцы, снисходительно полагая, что одинокой высокородной женщине дозволительно развлекаться вещами, заказанными всем остальным. Попустительство обернулось бедой, ибо вышеуказанная Падмири прельстилась посулами людей султаната, обещавшими подыскать ей мужа, способного сбросить раджу с трона и подмять под себя княжество Натха Сурьяратас. Сделка не завершилась успехом лишь потому, что мусульманскую миссию разгромили благочестивые люди, но Падмири не успокоилась, ибо плела не одну сеть интриг. Обнаружилось, что эта злонравная женщина приютила в своем доме одного странствующего инородца, связанного с потусторонними силами и оказавшегося на деле даже не человеческим существом, а ужасающим порождением Шивы, иногда и таким образом проявляющего свою власть.

Инородец этот довел Падмири до окончательного нравственного падения. Несмотря на почтенный возраст и высокое положение этой женщины, он вступил с ней в запретную связь, очевидно, с целью зачать существо, совсем уж невиданное доселе, и у нас нет гарантий, что Падмири не понесла.

Рани, узнав обо всем, тут же велела арестовать свою тетку, однако стража в ее обиталище никого не нашла. По словам слуг, вместе с их госпожой из конюшен исчезли и три лошади, хотя известно, что Падмири, как и любой женщине, всегда претила верховая езда. Несомненно, кто-то взялся ей помогать, однако да не смутит этот факт всех вас, призванных пойти по следу преступницы во имя искоренения страшной заразы, которая в ней сидит. Ищите повсюду, бдительно, неустанно. Тех, кто схватит ее, ждет награда. Только помните, что беглянку следует сразу же везти во дворец. Еще помните, что награда будет двойной, если Падмири доставят в храм на реке Кудри до окончания там проходящих молений. Наша рани вполне обоснованно полагает, что укоризна, исходящая от черной богини, смутит развращенную преступлениями беглянку и благотворно воздействует на нее.

Такова воля рани, и всем надлежит ее с рвением исполнять!

Дважды ее едва не выбрасывало из седла. Она спасалась лишь тем, что цеплялась за гриву руками. Однажды лошадка, напуганная внезапным шумом в лесу, чуть не ударилась вскачь. Верховая езда изматывала, мышцы таза, непривычные к такого рода усилиям, жутко болели, но передвижение по широким дорогам ей было заказано: там могли встретиться стражники, а их следовало сторониться. По крайней мере до тех пор, пока не выяснится, отдан им приказ задержать ее или нет. Тропинки же, по каким пробиралась кобылка, были узки, извилисты и круты.

Где-то к вечеру впереди послышался говор. Падмири с трудом натянула поводья, отжимая лошадь к кустам. К ней приближалась горстка угрюмых селян, обвешанных темными венками; в их корзинах что-то возилось.

— Стойте! — приказала Падмири, повелительно вытянув руку.

— Мы не можем задерживаться, добрая госпожа, — сказал ветхий старец. — Скоро зайдет солнце, а идти еще далеко.

— Но… куда же вы направляетесь? — Падмири поморщилась. Чем-то уж очень зловещим веяло от однотонных венков.

— В храм на берегу Кудри, — поступил еле слышный ответ.

— Зачем?

— Рани велела каждому принести свою жертву, — утомленно помаргивая, пояснил старец. Он хлопнул по крышке корзинки, послышался визг.