Челси Ярбро - Дорога затмения

— Присядь, — сказала девушка, указывая на груду подушек. — Я велела принести нам чего-нибудь освежающего.

Смущенному Гюристару пришлось дважды откашляться, прежде чем он смог что-то сказать.

— Рабам не надо бы знать, что я здесь бываю.

Тамазрайши расхохоталась.

— Они хорошо вышколены и будут молчать.

Утопая в подушках, Гюристар потянулся к ней.

— Ты опять отвергнешь меня?

Тонкая ткань одеяния юной княжны была полупрозрачной и тонкой как паутина. Она позволила ему поиграть с холмиком между ее теплыми бедрами, потом отодвинулась.

— Не теперь, мой герой. Сначала нам предстоит обсудить кое-что, а потом… потом мы посмотрим.

— Прекрасно. — Он ощутил дрожь в руках и переплел пальцы. Глаза его жадно обшарили ее грудь.

— Скажи, командир, ты предан мне или нет? — Прелестница потянулась.

Гюристар обхватил плечи руками и, ощутив под пальцами выпуклость рубчика своей шелковой безрукавки, пришел понемногу в себя.

— Можешь не сомневаться, рани, — хрипло пробормотал он. Княжну — незамужнюю и ходившую под властью отца, — безусловно, не стоило так называть, но соблазн был слишком велик.

— Превосходно, мой страж. Всегда помни об этом. — Хлопнув в ладоши, девчонка громким голосом приказала: — Эй, там! Внесите напитки.

— Да, Шакти, — донеслось из-за двери.

Молодая рабыня вбежала в комнату и, поставив на пол поднос, поспешно ушла.

— Они называют тебя Шакти? — изумленно спросил Гюристар.

Имя это, применительное лишь к женщинам, символизировало любвеобилие, не имеющее границ.

Тамазрайши весело рассмеялась:

— Я очень нуждаюсь в твоей преданности, Судра Гюристар. Час испытаний близится. Я должна быть уверена, что ты сделаешь все, не задавая лишних вопросов.

— Я ведь уже поклялся тебя поддержать, — напомнил Гюристар, глядя, как ее бедра, то сжимаясь, то разжимаясь, комкают край покрывала.

— Ты по-прежнему настроен решительно? — В голос девушки вплелись твердые нотки, она вскинула маленькую головку и замерла в выжидающей неподвижности, словно ящерица или змея.

— Да. — Он решил не глядеть на нее, чтобы не отвлекаться от разговора. — Пора отомстить оскорбителям наших богов, чтобы вернуть земли, отобранные у нас исламскими псами. Твой отец — прости, я должен это сказать — ведет себя как предатель. Совсем недавно так называемому султану были отправлены деньги и драгоценности — очередная дань. Небо, кому мы платим? В старые добрые времена отсюда и до любой границы нашего государства нужно было дней десять скакать на резвом коне. Я плачу, глядя на то, во что мы превратились. В городах, захваченных султанатом, твои прадеды звались магараджами, им воздавались почести, каких твой родитель не знал. И не узнает, ибо склонен к бездействию, пока наша родина стонет под пятой Шамсуддина!

— Говоришь ты убедительно, но…

— Все это правда!

Брови девушки гневно сомкнулись. Безродный выскочка, как он смеет ее прерывать!

— Но я не уверена, встанешь ли ты рядом, когда я призову своих подданных сбросить ярмо, болтающееся на шее отца!

Она провела ногтями по шелку подушки, та издала тонкий зловещий свист.

Гюристар ерзал, пытаясь сесть поудобнее, его пах ломило, там все напряглось. Не следует, нет, конечно не следует смотреть на Тамазрайши, но, небо, возможно ли на нее не смотреть?!

— Да, — согласился он. — Да, разумеется. Ярмо… надо сбросить. Иначе нельзя.

Мимо него неслышно проскользнула девчушка-рабыня. Поставив поднос с фруктами и медовым отваром перед своей госпожой, она поклонилась и, медленно пятясь, скрылась из глаз.

— Твои рабы… гм… очень послушны.

— Так лучше для них же. — Княжна наклонилась к подносу. — Можешь взять что пожелаешь, — многозначительно проворковала она.

— Благодарю. — Гюристар выбрал персик — большой, спелый, с пушком, но тут же положил его на поднос и облизал пальцы. — Чуть позже, пожалуй.

Тамазрайши вновь засмеялась, и смех ее в этот раз был грудным.

— Ах, Судра Гюристар, ты ведь хочешь меня, а не персик? — Она провела рукой по изгибу бедра.

Боль в паху бравого воина сделалась нестерпимой. Он подался вперед, что-то твердое и горячее коснулось его живота.

— Тамазра… — Выдох заглох, ибо девушка приподняла одеяние, обнажая дивные розоватые складки, окаймленные мелкими завитками волос.

«Это дочь раджи, — строго сказал себе Гюристар, — а ты начальник дворцовой стражи. Одно дело — заигрывать с ней, а то, что ты собираешься сейчас сотворить, — совершенно другое. И кроме того, ты обязан преследовать всех, кто осмелится посягнуть на нее». Но самого себя преследовать было глупо, да и руки его уже размотали пояс и теперь подбирались к чему-то пышному и похожему на огромный созревший плод. Он потянул этот плод на себя и упал на него, погружаясь в горячую бездну. Княжна глухо всхлипнула и издала мучительный стон, словно соприкоснувшись с чем-либо неприятным, потом с неожиданной силой задергала тазом, будто бы опасаясь, что любовник от нее ускользнет. Наслаждение воина было столь острым, что он не почувствовал, как ее ногти вонзились в его спину, раздирая и кожу, и шелк.

— Гюристар, — пробормотала Тамазрайши, когда все закончилось, — это было божественно, да?

— Да, — произнес он механически, собирая разбросанную одежду.

— Ведь ты теперь полностью мой. Так ведь, Гюристар? — Ее явно пьянило сознание власти над зрелым мужчиной. Она прилагала усилия, чтобы не рассмеяться, понимая, что смех его оскорбит.

— Я никогда не предам тебя, рани, — отозвался начальник дворцовой стражи, завязывая свой пояс и пряча глаза.

— Съешь что-нибудь, — предложила княжна шаловливо. — Ты восстановишь силы. — Она провела языком по губам.

— Я не голоден, рани. — Тем не менее он повиновался и взял тот самый персик, который ранее положил на поднос. Сок тек по его подбородку и пальцам, но вкуса не ощущалось.

Она с интересом следила, как он жует, потом глаза ее потемнели.

— Ты даже и не надейся, что я позволю тебе изменить нашему делу, Судра Гюристар.

Его рот был полон, и он промолчал, хотя не на шутку обеспокоился.

Очевидно, княжна осознала свой промах, ибо виновато опустила головку, а потом заговорила — быстро и горячо:

— Ты доставил мне огромное наслаждение, Судра Гюристар, и я изнываю от страсти. Во мне все обмирает от страха тебя потерять. Скажи, на кого я смогу опереться, когда не станет отца? Именно ты поведешь людей в битву, именно в твои объятия я упаду, когда мы одержим победу.

Можно ли было не верить этим словам? К мужчине, дающему подобные обещания, Гюристар бы отнесся с огромнейшим подозрением. Но женщина всегда была и пребудет рабыней своих страстей, и потому он самодовольно сказал:

— Мы с твоим отцом почти ровесники, и со временем ты станешь мечтать о более молодом и горячем любовнике. Затем ты изберешь себе супруга — скорее всего, это будет какой-нибудь княжич из тех, кому Дели тоже не по душе. Лучше, если он окажется моложе тебя. А до того времени ничто не доставит мне большего наслаждения, чем встречи с тобой.