Стивен Кинг - Исход (Том 2)

Ральф Брентнер спросил, кто из двоих — Стью или Глен — сформулируют предложение Стью насчет Поискового комитета, чтобы его можно было внести в повестку дня, которую он, отпечатав на ротаторе, вывесит на здании школы сегодня же вечером. Стью сказал, что это сделает он.

Ларри Андервуд предложил закрыть заседание. Ральф поддержал его, и голосами 7:0 предложение было принято.

Франсес Голдсмит, секретарь.

Вечером 18 августа на собрание пришли почти все, и впервые Ларри Андервуд, находившийся в Зоне всего неделю, осознал, насколько внушительной становится их община. Одно дело видеть людей на улицах, обычно идущих поодиночке или парами, и совсем другое — увидеть их всех в одном месте — зале «Чатакуа». Были заняты все места, многие сидели в проходах и стояли у стен. Но это была странно подавленная толпа, люди перешептывались, а не спокойно болтали. Впервые с тех пор, как Ларри пришел в Боулдер, весь день лил дождь, морось, казалось, обволакивала все туманом, и даже в зале, где собралось человек шестьсот, отчетливо слышался неторопливый шум дождя. Самым громким звуком внутри был непрекращающийся шорох бумаг — собравшиеся просматривали размноженную повестку дня. Листовка гласила:

«СВОБОДНАЯ ЗОНА БОУЛДЕРА

Повестка дня общего собрания.

18 августа 1990 г.

1. Чтение и ратификация Конституции Соединенных Штатов Америки.

2. Чтение и ратификация поправок к Конституции Соединенных Штатов Америки — «Билля о правах».

3. Выдвижение и избрание семи представителей Свободной Зоны в Правительственный совет.

4. Предоставление права вето Абигайль Фриментл по любому вопросу из обсужденных и утвержденных ранее представителями Организационного комитета.

5. Создание Похоронного комитета из двадцати человек для захоронения умерших от эпидемии супергриппа в Боулдере.

6. Создание Комитета по электричеству (ориентировочно из шестидесяти человек), чтобы ускорить введение электростанции в строй до наступления холодов.

7. Создание Поискового комитета из пятнадцати человек для выяснения местонахождения Абигайль Фриментл, если это еще возможно».

Ларри заметил, как его руки нервно теребят листок с повесткой дня, которую он знал почти наизусть. Входить в состав Организационного комитета было забавно, это напоминало игру — дети играют в заседание парламента в гостиной, потягивая коку, уплетая пирог, испеченный Франни, и попутно обсуждая возникающие проблемы. Даже та часть, касающаяся засылки разведчиков, казалась игрой, частично потому, что он не мог представить самого себя в этой роли. Стирается вся позолота, когда встречаешься с таким вот ожившим ночным кошмаром. Но на их закрытых собраниях, в уютной комнате, все казалось нормальным. И если Судью, Дайану Юргенс или Тома Каллена поймают, то это представлялось — по крайней мере, на этих встречах за закрытыми дверями — событием не большей важности, чем потеря ладьи или королевы в шахматной игре.

Но теперь, сидя в центре этого огромного зала рядом с Люси и Лео (он не видел Надин целый день, Лео тоже, кажется, не имел ни малейшего представления, где та находится; «Вышла» — таков был его беспристрастный ответ), Ларри осознал смысл всего происходящего, и внутри у него как будто застучал отбойный молоток. Это не было игрой. Здесь находилось пятьсот восемьдесят человек, и большинство из них даже не догадывалось, что Ларри Андервуд вовсе не был хорошим парнем и что первый человек, о котором он попытался позаботиться, умер, приняв огромное количество таблеток.

Потными, дрожащими руками он снова и снова пытался сложить бумажный самолетик из листка с повесткой дня и лишь усилием воли заставил себя остановиться. Люси, взяв его за руку, пожала ее и улыбнулась ему. Он смог ответить ей только неопределенной гримасой, а в сердце услышал голос матери: «Что-то не вошло в тебя, Ларри».

От этой мысли его охватила паника. Можно ли еще выпутаться из всего этого или дело зашло слишком далеко? Он не хотел вешать себе на шею еще и этот камень. Он уже сделал предложение в узком кругу, обрекающее судью Фарриса на верную смерть. В случае неизбрания Ларри в комитет собравшимся придется голосовать еще раз, чтобы принять решение, посылать или не посылать Судью, ведь так? Конечно, так. И они выберут кого-нибудь другого. Когда Лори Констебл предложит мою кандидатуру, я встану и откажусь. Ведь никто же не может заставить меня? Тем более если я сам не захочу. Кому нужна будет вся эта кутерьма?

Заговорил Уэйн Стаки, как тогда, на пляже: «В тебе есть нечто такое, из-за чего кажется, что бьешься о железобетонную стену».

Люси очень тихо сказала:

— С тобой все будет хорошо. — Он вздрогнул, и Люси повторила: — Я сказала, что с тобой все будет хорошо, ведь так, Лео?

— Конечно, — кивнул головой Лео. Он обводил глазами зал, как будто никак не мог воспринять огромные размеры аудитории. — Все будет хорошо.

«Ничего ты не понимаешь, дурочка, — подумал Ларри. — Держишь меня за руку и не понимаешь, что я могу принять такое ужасное решение, что это сразит вас наповал. Я и так почти убит судью Фарриса, а он еще и поддерживает мою кандидатуру». — Из его груди вырвался сдавленный стон.

— Ты что-то сказал? — спросила Люси.

— Нет, ничего.

На сцену поднялся Стью, его красный свитер и голубые джинсы ярким пятном выделялись в приглушенном свете ламп, питающихся от генератора Конди, подключенного Брэдом Китчнером и его парнями с электростанции. В зале зазвучали аплодисменты, и циник, засевший внутри Ларри, заподозрил, что это устроил Глен Бейтмен, их постоянный эксперт по умению организовать толпу. Но в любом случае это не было так уж важно. Первые одинокие хлопки потонули в буре оваций. Стью выглядел удивленным. К аплодисментам добавились приветственные выкрики и одобрительный свист. Затем все присутствующие встали. Аплодисменты напоминали шум тропического ливня, люди кричали: «Браво! Браво!», Стью поднял руки, но хлопки стали еще сильнее. Ларри, покосился на Люси, та хлопала с энтузиазмом, не отрывая взгляда от Стью, губы которого кривились в дрожащей улыбке триумфа. Люси плакала. Лео тоже хлопал, соединяя ладони снова и снова с такой силой, что Ларри подумал, не сломает ли мальчик себе кисти, если будет продолжать в том же духе. На самой вершине радости возвращенный с таким усилием словарный запас покинул Лео точно так же, как иногда английский покидает человека, изучавшего его как второй язык. Он мог только громко, с энтузиазмом выкрикивать что-то нечленораздельное.

Брэд и Ральф подключили к генератору микрофон, и Стью начал:

— Леди и джентльмены…

Но аплодисменты заглушили его слова.

— Леди и джентльмены, если вы займете свои места…