Олег Северный - 2012. Танго для Кали

— Чей голос?

— Того дяди, Брюса.

— Ты же его не помнила!

Антон не забыл, как девушка уверяла его, что не может вспомнить голос человека из видения.

— Я и не помню! Просто мне кажется, что это он. Ещё был звук такой странный в ушах. На ультразвук похоже.

— Всё, ты успокоилась?

Ладно, кто бы то ни был, если он усмирил излишние нервы, спасибо ему.

— Да, почти. Сначала такая мысль пришла, что всё! Теперь я уже сошла с ума. Я никогда не буду нормальным человеком. Адекватным. Потом ещё одна волна страха того, что это может повториться в любой момент. А потом голос, и всё. Так легко сразу. Я, правда, с ума схожу? Понимаешь, это не разговор был, это как сообщение на пейджер. Я пейджер.

— Нюша, слушай сюда. Пока ты задаёшь себе вопрос, всё ли с тобой в порядке, ты в порядке. Запомнила? Что бы с тобой ни случилось.

— Так теперь будет всегда? Можно, я помру сразу? Вот, я уже не помню, что только что говорила. А ты помнишь?

— Да, я помню, не переживай.

При контактах подобная амнезия — штука обычная. Потому контактёры и стараются немедленно записывать всё или наговаривают на диктофон.

— Знаешь, Анфиса твоя как-то раз сказала, что она с тобой, потому что только ты можешь ей обеспечить весёлую жизнь. Если бы она сейчас была вместо меня, как бы оно ей понравилось? Такое веселье? Скорее это уже сумасшедшая жизнь!

Чёрному показалось, что Матрёна улыбается. Значит, самое страшное позади.

В институт Матрёша не пошла. Она лежала на диване и разглядывала потолок, который то приближался, то снова возвращался на место. Наверно, это качался диван. Ощущение полой трубы, приставленной к голове, не уходило, сама голова тоже была какой-то пустой и гулкой. Внутри неё, как камешки, перекатывались отдельные сжатые в комок мысли. Снова болела спина, тянуло ногу, слабость не давала оторвать голову от подушки. Ей было страшно закрыть глаза, тогда она обязательно упадёт в темноту и уже не встанет.

— Терпи, мать, если выжить хочешь, — с издёвкой пророкотала труба.

Матрёна мигнула. Это уже не на пейджер, это специально ей. С ней заговорили.

— Почему?

У неё не получилось собрать слова в нужный вопрос. Но неизвестный ответил:

— Чтобы его лечить, нужна энергия. У него её нет, у тебя её много. Поэтому ты сейчас работаешь донором. Мы берём твою энергию для лечения. Ты можешь плохо себя чувствовать, но, пока мы используем твою энергию, смерть тебе не грозит. Мы защитим тебя также от любого чужого воздействия.

— Мне уже плохо. Будет ещё хуже?

— Обязательно, — с новой порцией ехидства донеслось из трубы.

— Седой, это ты? — с внезапной надеждой спросила Матрёна.

Ответа не было, но ей показалось, что на той стороне усмехнулись. Расслышать что-либо ещё помешала заскрипевшая дверь.

— Матюня, ты чего разлеглась? Не заболела? — В комнату заглянула мать.

— У меня голова болит, — отговорилась Матрёна, надеясь, что её оставят в покое.

— Тебе таблетку дать? — Отделаться так просто не получалось, мать уже окончательно проникла в помещение и по-хозяйски оглядывала его. — А какой бардак ты тут развела! Мотя! Тебе на столе не прибраться?

— Мама, у меня голова болит! — возмутилась Матрёна. — Не кричи, мне и так плохо.

— Ну и болит, ничего страшного, анальгин выпей. А порядок в доме надо держать. Какая из тебя хозяйка растёт?

— Я уже выросла. — Матрёна поняла, что ситуация безнадёжна, придётся вести длинный бессмысленный диалог.

— Только ума не нажила. Тебе ко скольки на учёбу?

— Мама! Я третий раз повторяю, у меня болит голова! Я не пойду в институт!

— Так голова не попа. — Мать неуклюже попыталась шутить. — Завяжи и лежи.

— Вот я и лежу! Здесь! Сама! И не надо мне мешать!

— Ты как с матерью разговариваешь?! Ты ещё палец о палец не ударила, копейки не заработала, а на мать орёшь! А кто за твою учёбу платил? Кто тебе есть-пить готовенькое выдаёт? Антон твой? Только голову глупой девке дурит, мужик взрослый. А ты и рада за ним бегать. Да никому ты, кроме матери, не нужна!

— Не смей про Антона! — Жаркая волна ударила Матрёне в голову, перехватило дыхание, сердце споткнулось и застучало в два раза быстрей. — Антона не трогай! Никого не трогай! Ты ничего не понимаешь!

— Да, мать дура, мать не понимает! Мать тебе только всего хорошего хочет, работает на тебя всю жизнь!

— Мне срать на деньги! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Всё оставьте! — Матрёна сделала попытку вскочить с дивана, колени подогнулись, и она упала на четвереньки. Её трясло, зубы стучали так, что она удивлялась, неужели мать этого не слышит? Ей хотелось одного — оказаться подальше от этих людей и этой квартиры, нужно было бежать, спрятаться. Матрёша поползла к двери.

— Ты чего? Что с тобой? — растерялась мать. Теперь она по-настоящему испугалась. — Матюшенька!

Мать протянула руку, чтобы погладить Матрёшу по голове. Матрёна не поняла, что и как произошло, но её голова сама собой резко дёрнулась навстречу, и зубы ляскнули рядом с маминой рукой. Потом она упала и разрыдалась.

— Психичка! Успокоительное тебе надо пить! На людей бросаешься! — Мать теперь трясло не хуже Матрёши. Она побледнела, выпрямилась, почти минуту простояла, остолбенев, потом опустилась на пол рядом с Матрёной и заплакала вместе с ней. Матрёна подползла, уткнулась, как бывало в детстве, в мамкины колени, мать привычно её обняла, и они дружно ревели вместе, пока не закончился запас слёз.

— Доченька, что случилось? — Матрёна уже отстранилась, мать вытирала последние текущие по её лицу слёзы и поправляла волосы. — Я же тебе только помочь хочу.

— Мама, ты не можешь мне помочь, поверь мне. У меня проблемы.

— В институте? Так то не беда, не страшно. Вот на работе проблемы бывают. А у тебя они ещё детские.

— Нет, не в институте.

— А где?

— Мама, я не могу рассказать. Это бесполезно. Ты просто не поймёшь, мне самой нужно справиться.

— Да как это, родная мать не поймёт?

— Я не сумею объяснить, мама. Поверь. Ты можешь только мне не мешать. Пожалуйста, я очень об этом прошу. Позволь мне разрулить всё самой, не вмешивайся. И не дёргай меня из-за мелочей. Мне и так плохо.

— Ну, полежи сегодня, отдохни. Может, тебе морсика сделать, вон затемпературила вроде? А?

— Мама, можно я просто так полежу? Чтобы тихо было и никого не было? Так мне будет лучше всего.

— Как хочешь. — Мать, оскорблённая в лучших чувствах, поджала губы. — Поменьше в компьютер смотреть надо, голова не будет болеть.

Наконец она поднялась и покинула помещение. Матрёна вернулась на свой диван. Её продолжала трясти мелкая дрожь, то ли от нервного взрыва, то ли от на самом деле поднимающейся температуры. Время от времени ей становилось трудно дышать, и в сознании поднимались волны знакомого уже страха. Сил не было совсем, она погрузилась в ровное тупое отчаяние и полную безысходность.