Николай Берг - Ночная смена. Крепость живых

Николаич связывается по телефону с Мишкиным отцом, я звоню братцу. Оба отвечают. Они выбрались из морга, расселись по двум УАЗам и ждали наших звонков. Собираются ехать окольными путями: Сашинской дорогой, а потом Луизинской. (Представления не имел, что тут такие есть.) Далее выйдут в Александрию — по этому непарадному окраинному парку проскочат до Санкт-Петебургского шоссе, пересекут его и также парком доберутся до Коттеджа. Прямо к нам в объятия… Если ничего не помешает.

Сообщаем, дублируя друг друга, точку встречи, причем Николаич сух и точен, а мне достаточно сказать братцу, что мы тут раньше устраивали пикники с самоваром, чтоб он с завязанными глазами нашел нужное место. Ну теперь осталось ждать. Братец от нечего делать не отключает мобилу, комментирует все, что видит. Судя по его рассказам, в городе что-то сильно неблагополучно, поэтому они переехали через железную дорогу и встали в дальнем захолустье — тут у петергофцев огороды и сараюшки. Людей не видали, потому как сараюшки в основном летние, а сейчас холодрыга. Зомби видели несколько штук, но и те примороженные какие-то. Если б мы не появились, они бы уехали окольными путями к Стрельне, там у Михи и его соседа женщины отсиживаются в каком-то лодочном гараже…

Скопление зомби у вокзала колонна проскакивает без проблем. Парк чист и безлюден.

— Все в порядке! — заявляет довольный братец. — Готовьте оркестр девушек, букеты и почетный карау… Это что за…? Тут… комитет по встрече какой-то. Трое…, двое ментов… Вооруженные…

Слышен разговор: «Исполнять?» — «Чего им надо?» — «Я встаю?» И тут же резкий молодой голос: «Гони-и-и-и! Газ, батя, газуй, мать-перемать!!!» Хряск. Сухие щелчки. Треск. Братец шипяще издает руладу, сплошь состоящую из матюков. К моему глубочайшему удивлению, он тут же возобновляет репортаж, но совсем в другом тоне и другими словами:

— По нас стреляют!!! Прямо по машине!!! Что делать? Сейчас вы нас увидите!!!

Николаич выдергивает у меня мобилу (я как-то немного опешил от такого развития событий) и резко, четко командует:

— Вниз до берега и влево к Центральному парку. Вниз и влево! За вами хвост. Мы его примем, только с директрисы уйдите!!!

— Вниз и влево, уйти с дороги, расстреляют!!! — Слышу, как орет там братец.

— Там канавы, куда я там уйду, — вопит кто-то в ответ.

— К парку!!!

И вновь ворох матюков, в которых потерялось коротенькое сквозь зубы:

— Понял я, понял!!!

За виляющим из стороны в сторону УАЗом из-за холма выскакивают две легковухи. Одна красная, явная кабриолетина с открытым верхом, другую вижу хуже — грязная до чертиков. Расстояние уверенно сокращают.

— Пулемет и все, кто от меня справа — первая тачка, кто слева — замыкающая. Приготовились! Огонь по команде!

УАЗ, мотыляясь по-пьяному, проскакивает мимо нас, чуть не улетев при этом с дороги. Преследователи уже метрах в сорока от нас, когда Николаич вскакивает и орет:

— Огонь!

Мы со сварщиком слева от Николаича, и потому ловлю в прицел заднюю тачку. В этот момент начинается грохот, и кабриолетина, по которой, похоже, и я сгоряча влупил, улетает влево, а открывшаяся вторая тачка принимает в себя все пули — мазать тут невозможно, поскольку дистанция от меня, Саши и сварщика смешная. Сварщик, стоя во весь рост и прицелившись, как на полигоне, выдает длиннейшую — на диск — очередь, поливая машину как герань на балконе…

Хотя все происходит в считаные секунды, успеваю заметить алмазные радужные блики, которые вышедшее не к месту солнышко высекает из стеклянных брызг раздробленного лобового стекла. Не успеваю испугаться того, что машина вылетит по прямой на нас, как ее бросает вбок, стекла еще продолжают сыпаться, а тачка уже ухает в канаву и встает почти вертикально на капот.

— Ильяс, Ильяс. Если кто выскочит на холм, сшибай!

Не вижу, но явно кто-то выскочил — бемкает «светка».

Это, получается, «хивус» подтянулся, коли у Ильяса сектор обстрела открылся…

Серега тоже дает пару очередей туда, в сторону холма. Одна пуля — трассер, видно, как, долетев до вершины, она дает красивый рикошет свечкой.

— Ильяс, кого видишь?

— Никого. Один лежит, второй ушкандыбал.

— Выдвигаемся!

— Прикрываю!

Из остановившегося УАЗа вываливается долговязая фигура — братец. Зачем-то прижимает к голове красный платок. Не было у него красных платков. Он вообще платков не носит, разве только туалетную бумагу рулоном, когда у него насморк… Что за бред в голову приходит, когда не хочется принять очевидное — братец ранен, а тряпка просто в крови. Будь это кто другой, сразу же дошло бы, а так сознание слабенькими лапками пытается загородиться от очевидного, но очень неприятного факта.

Прежде чем Николаич что-либо успевает сказать, уже галопирую в сторону УАЗа. Правда пригнувшись, в общем, грамотно.

Братец, у которого и в самом деле из-под какой-то тряпки сильно течет кровь, все-таки скалит зубы и говорит с удовольствием:

— Дароф! А где оркестр?

— Ну тя в зад с твоими шутками! Что с тобой?

— Когда через бревно на дороге перепрыгивали, башкой стойку поймал.

— Эй, вы, трупорезы, хорош трендеть! Миша ранен! — Мужик лет пятидесяти помогает выйти из машины парню в милицейской форме.

— Поссать, батя, поссать, — бормочет парень.

— У тебя перевязочные-то есть? — спрашивает братец.

— Есть, сейчас тебя забинтую, в четыре руки разберемся. Еще медсестра подоспеет. Что это у тебя за тряпка?

— Не знаю, в бардачке валялась.

Остается только вздохнуть… Братец…

Теперь тряпку эту дурацкую долой (странно, она действительно была когда-то красной). Кровища хлещет и впрямь серьезно, но это и при незначительных ранениях головы бывает. Есть древняя хирургическая поговорка про ранения в голову: «Хлещет как из барана, заживает как на собаке». Ну да, кровоснабжение-то мощнейшее, потому и льется обильно, и заживает быстро.

Прикладываю братцу тампон к ране — рассекло кожу сильно, но это нестрашно. Теперь он пальцами его сам прижал, а мне — растягивать косынку. Ну тут просто, не раз делал: прямой угол на затылке, а длинными концами — через лоб, на затылке их поверх прямоугольного конца перехлестнуть и обратно на лоб, где и завязываем покрепче. А теперь хватаем за прямоугольный конец и аккуратно тянем вниз, к спине. И тампон плотно прижимается косынкой к ране. Остается подтянутый угол, аккуратно заправить его за перекрещенные на затылке концы, и «вуаля» — первого раненого обработали.

Второй еще мочится, мотыляясь на руках у поддерживающего его под мышки отца. Крови на нем не вижу, но вот сип какой-то и кашляет… Так, но не прерывать же ему процесс — минута-другая ничего особо не изменит. Что в машине? Разбита-то машинка знатно: боковое стекло вынесено, в лобовом дыра и с десяток дыр сзади и с левого бока. Но заметно, что били по пассажирам и водителю, а машину старались не уродовать.