Уильям Хьёртсберг - Сердце Ангела

— Лоа?

— Лоа — это духи. Воплощения Бога. Их очень много: рада лоа и петро лоа, добрые и злые. Дамбалла это лоа. Бадэ — лоа ветра. Согбо — лоа молнии. Барон Самеди — хранитель кладбища, бог страсти и земной любви. Папа Легба хранит дома и места собраний, заборы и изгороди. Мэтр Каррефор — страж перекрестков.

— Вот этот, наверно, мой лоа-хранитель, — сказал я.

— Он хранитель колдунов и магов.

Новый храм надежды по Сто сорок четвертой улице некогда был кинотеатром. Над тротуаром навис старый козырек с огромной надписью «Эль Сифр» по всем трем сторонам. Я припарковался неподалеку, взял под руку Епифанию и пошел с ней на яркий свет.

— А зачем тебе Эль Сифр? — спросила Епифания.

— Это он мне снится.

— Сифр?

— Ага. Добрый доктор Цифер.

— Как это?

— А так. Пророк он только раз в неделю. Я его, знаешь, во скольких ролях уже наблюдал? Он как хамелеон.

Епифания сжала мне руку.

— Осторожней, Гарри, пожалуйста, осторожней!

— Да уж постараюсь.

— Не шути с этим! Если все так, как ты говоришь, у него большая власть. Нельзя с ним шутить.

— Ну давай, заходим.

Возле пустой билетерской будки стояла вырезанная по контуру и усиленная картоном фотография Цифера в человеческий рост. Мой клиент в костюме восточного шейха простирал длань, приглашая верующих в храм. Фойе было с помощью гипса и позолоты превращено в подобие пагоды — роскошный интерьер для киношной публики. Только теперь на прилавках вместо воздушной кукурузы, конфет и напитков разместилось полное собрание душеспасительных брошюр.

Мы нашли себе места рядом с центральным проходом. За ало-золотым занавесом негромко вздыхал орган. Партер и балкон были забиты до отказа. Я был единственный белый во всем зале, но никто, кроме меня, как будто не заметил этого.

— Это что за разновидность? — спросил я, подразумевая данное религиозное течение.

— Тот же баптизм, только с претензиями. — Епифания сложила на коленях обтянутые перчатками ладошки. — Церковь преподобного Лава. Только не говори, что ты про нее не слышал.

Мне оставалось только сознаться в моем невежестве.

— Так вот, у него лимузин в пять раз больше, чем у тебя контора.

Свет в зале погас, орган зазвучал громче, и занавес открылся, явив нашим глазам хор из ста человек в белом, построенных в форме креста. Прихожане поднялись и запели «Иисус был рыбаком». Я стал хлопать в ладоши вместе с остальными, с улыбкой глядя на Епифанию, наблюдавшую за церемонией со строгой отстраненностью правоверного, попавшего к язычникам.

Музыка взлетела до крещендо, и на сцене появился шоколадный человечек, облаченный в белый атлас. Ручки его были унизаны алмазными перстнями. Хор, по-военному маршируя, с безупречной точностью перестроился вокруг него, и крест превратился в белые лучи, расходящиеся от взошедшей луны.

Я перехватил взгляд Епифании и одними губами спросил ее:

— Это Лав?

Она кивнула.

— Братья и сестры, прошу вас, садитесь, — пронзительно возгласил преподобный Лав смешным тоненьким голоском мультяшного персонажа. — Братья и сестры, приветствую вас в Новом Храме Надежды. Сердце мое радуется вашим голосам. Вы знаете, что сегодня — не просто обычная наша встреча. Сегодня нас почтил своим присутствием человек святой жизни, прославленный Эль Сифр. Эль Сифр придерживается иной веры, но я глубоко уважаю его, ибо мудрость его велика и он многому может научить нас. Выслушаем же с вниманием и с пользою для души слова нашего досточтимого гостя.

Преподобный Лав обернулся к кулисам и раскинул руки. Хор грянул припев из гимна «Восходит новый день». Под рукоплескания прихожан на сцену вихрем вылетел Луис Цифер.

Я рылся в дипломате в поисках моего бинокля с десятикратным увеличением. Тюрбан, расшитый балахон — может, это и правда другой человек? Я навел фокус и увидел все то же лицо.

— То мавр, его узнал я горны, — шепнул я, наклонившись к Епифании.

— Что?

— Это Шекспир.

Епифания взглянула на меня с недоумением. Эль Сифр обратился к слушателям с затейливым восточным приветствием.

— Да пребудет с вами всяческое благополучие, — сказал он с низким поклоном. — Не сказано ли, что райские врата открыты для любого, кто дерзнет войти?

— Аминь, аминь, — отозвалось несколько голосов из зала.

— Разве кроткие наследуют землю? Ложь! Сильные наследуют ее. Разве не это видим мы каждый день? Разве лев не пожирает агнца; разве сокол не упивается воробьиной кровью? Отрицающий это отрицает порядок Вселенной.

— Верно! Верно! — горячо отозвался голос с балкона.

— Нагорная проповедь наизнанку, — язвительно шепнула моя спутница.

Цифер шагал взад-вперед по авансцене. Руки его были сложены, точно в мольбе, но в глазах горела неистовая ярость.

— Повозкой правит рука, сжимающая хлыст. Наездника не жалят острия шпор. В нашей жизни сила — вопрос воли. Так не будьте же ланями — будьте волками!

На каждую его фразу паства отвечала рукоплесканиями и сочувственными выкриками. Люди повторяли его слова, как на уроке Закона Божьего:

— Волками… волками…

— Оглянитесь. Посмотрите на улицы, на толпы, их наполняющие. Разве не сильный правит в этом мире?

— Сильный! Сильный!

— А робкий? Робкий в молчании несет свой крест.

— Аминь! Воистину так!

— Мир — пустыня. Лишь сильный выживет в ней.

— Аминь! Только сильный…

— Так не будьте же агнцами. Будьте львами, будьте волками! Пусть других ведут на заклание! Не сбивайтесь в трусливое стадо. Закалите сердца в дерзких деяниях. Если лишь одному суждено победить, то пусть это будешь ты!

— Лишь одному… в дерзких деяниях… львами…

Они ели у него с ладони. Он кружил по сцене, как дервиш, одежды его раздувались, певучий голос околдовывал паству.

— Будьте сильны. Не знайте страха. Знайте жажду боя и мудрость отступления. Если представится случай, хватайте его, как лев хватает добычу. Зубами вырвите победу из поражения, вырвите и упейтесь ею. Страшней человека нету зверя на земле. Так чего вам бояться?

Он радел и проповедовал, он выкрикивал злые слова о силе и власти. И стадо его ревело безумную литанию. Даже певчие в хоре кричали и в ярости потрясали кулаками.

Я впал в какое-то оцепенение и уже не вслушивался в слова, как вдруг мой клиент сказал нечто, что заставило меня вздрогнуть.

— Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его. — Мне показалось, что Эль Сифр смотрит прямо на меня. — Цитата хороша, но я бы добавил еще: если глаз ближнего твоего соблазняет [49] Игра слов. В английском варианте в этой евангельской цитате употреблен глагол to offend — оскорблять, обижать. тебя, вырви его. Выцарапай! Выбей! Око за око!

Слова его пронзили меня насквозь. Я подался вперед, ловя каждый звук.