Ким Харрисон - Демон отверженный

— А я тебе дам амулет для выпрямления волос, — радостно сказала мама, и я с удивлением к ней повернулась. Классе эдак в четвертом я обнаружила, что покупные амулеты с моими кудрями не справляются. Господи, да зачем же она до сих пор делает такие трудоемкие заклятия? Я уже целую вечность волосы не выпрямляю.

На прилавке зазвонил телефон, продавщица извинилась и отошла, а мама подошла ближе и улыбнулась, трогая косичку, которую заплели мне утром детишки Дженкса.

— Все твои школьные годы я доводила эти амулеты до ума, — сказала она. — И ты думала, я перестану их делать?

Забеспокоившись, я глянула на женщину у телефона — она явно была маминой знакомой.

— Мам! — встревоженно зашептала я. — Ты не имеешь права ими торговать! У тебя нет лицензии!

Она поджала губы и взгромоздила мою корзину на прилавок у кассы.

Я со вздохом глянула на Дженкса — он пожал плечами. Я медленно пошла вслед за мамой, раздумывая, не уделяла ли я ей еще меньше внимания, чем мне казалось. Временами она совершает просто невообразимые поступки. Надо будет с ней поговорить, когда кофе пить будем. Нет, правда, как ей в голову взбрело?

Пока мы торчали в магазине, на улице зажглись фонари, мостовая под дождем засияла золотом и пурпуром праздничной иллюминации. Подумав, что снаружи холодно, я слегка размотала шарф для Дженкса, подходя к кассе.

— Спасибо, — тихо сказал он, опускаясь на мое плечо. Крылья у него трепетали, щекоча мне шею.

В октябре ему не стоило бы выбираться на улицу, но Маталине требовались споры папоротника, а сад уже уснул, так что ему оставалось только рискнуть добраться под дождем до лавки с колдовскими припасами. Ради жены он на что угодно пойдет.

Я потерла зачесавшийся нос.

— Тут в двух кварталах кофейня есть, — предложила мама под негромкий писк считываемых кодов, совершенно неуместный в пропахшем травами магазинчике.

— Глотни-ка воздуху, Дженкс. Я сейчас чихну, — предупредила я, и он перелетел на плечо к маме, что-то про себя бормоча. Я не расслышала, и это, пожалуй, к лучшему.

Чихнула я замечательно, прочистив легкие и заслужив «Будьте здоровы» от продавщицы. Только я тут же чихнула снова и даже разогнуться не успела, как чихнула в третий раз. Мелко дыша, чтобы не чихнуть опять, я в испуге посмотрела на Дженкса. Так чихать я могла только по одной причине.

— Черт! — прошептала я, глядя в огромное окно магазина — закат уже отгорел. — Черт, черт и еще раз черт!

Я резко повернулась к продавщице, уже складывавшей покупки в пакет. Круга вызова у меня с собой не было — первый я расколотила, а второй остался в колдовских книгах у меня на кухне. Черт, черт, черт! Надо было изготовить круг размером с карманное зеркальце.

— Мэм? — прогнусавила я, беря салфетку, протянутую мамой. — У вас круги вызова есть?

Женщина оскорбленно на меня вытаращилась.

— Ни в коем случае! Алиса, ты же уверяла, что она не водится с демонами. Пусть немедленно уберется из моего магазина!

Мама возмущенно фыркнула, потом сменила гнев на милость.

— Патрисия! — произнесла она. — Рэйчел не вызывает демонов. Газеты пишут только то, что повышает тираж.

Я опять чихнула, причем сильно, до боли. Черт, надо отсюда выбираться.

— Держи, Рэйчел! — крикнул Дженкс; я подняла голову и поймала брошенный им магнитный мелок в целлофановой упаковке. Теребя упаковку, я пыталась вспомнить замысловатую пентаграмму, которую мне показывала Кери. Из демонов только Миниас знает, что у меня есть прямая связь с безвременьем, и если я ему не отвечу, он чего доброго сюда припрется по линиям.

Вдруг стало больно, как от ожога. Скрючившись пополам, я задохнулась от боли и отпрянула от прилавка. Что за дьявол? Не должно быть так больно!

Дженкс взмыл к потолку, оставив позади себя облачко серебристой пыльцы, как осьминог выбрасывает чернила. Мать повернулась ко мне, забыв о подруге.

— Рэйчел?

Она увидела, как я корчусь, схватив себя за руку, и глаза у нее стали круглыми.

Рука онемела, мел выпал. Запястье горело, будто в печку сунули.

— Бегите прочь! — заорала я, но они только воззрились на меня как на ненормальную.

Я ощутила хлопок воздуха, все вздрогнули. Сквозь звон в ушах я посмотрела вверх — сердце попыталось выпрыгнуть из груди, дыхание сперло. Он был здесь — демон, пока еще невидимый. Близко. В ноздри ударил запах жженого янтаря.

Найдя взглядом мел, я подхватила его с пола и вцепилась в обертку, но ногти никак не попадали на шов. Меня разрывали страх и злость. У меня с Миниасом нет дел! Я ему ничего не должна и он мне ничего не должен. И какого черта я не могу разорвать эту долбаную обертку?

— Рэйчел Мариана Морган? — прозвучал аристократический голос с английским акцентом, достойный Шекспировского театра, и у меня щеки похолодели. — Где ты-ы? — протянул он.

— Блин! — прошептала я.

Это не Миниас. Это Ал.

Я в панике глянула на маму. Она стояла рядом с подругой, подтянутая и аккуратная, в костюме осенних тонов, идеально причесанная, первые морщинки едва только начали проявляться у глаз. И понятия не имела, что происходит.

— Мам! — зашептала я, бешено жестикулируя и отступая подальше от нее. — Круг поставь! Вокруг вас обеих!

Но они только таращились на меня, а у меня не было времени объяснять дальше. Мне бы самой, блин, разобраться! Этого не может быть. Это просто розыгрыш, идиотский злобный розыгрыш.

Взгляд метнулся на вертолетный стрекот крыльев Дженкса.

— Это Ал! — прошептал пикси, зависнув надо мной. — Рейч, ты говорила, что он в демонской тюрьме!

— Рэйчел Мариана Мо-о-о-орга-а-а-ан! — пропел демон, и я застыла, услышав шарканье его сапог из-за высокого стеллажа с книгами заклятий.

— Чертов дурак я, а не пикси! — выругал себя Дженкс. — Шпагу брать не буду, больно холодно, — издевательским фальцетом спародировал он. — К заднице примерзнет! Мы по магазинам собрались, а не на дело! — Голос у него становился все злее. — Тинка тебя побери, Рэйчел, можешь ты хоть по магазинам пройтись с мамочкой, чтобы демона не вызвать?

— Я его не вызывала! — не выдержала я. Ладони стали мокрыми.

— Ну так он все равно здесь, — сказал пикси, и я поперхнулась, когда демон выглянул из-за стеллажа. Он знал совершенно точно, где я.

Ал улыбался с ядовитой, застарелой злостью. Поверх пары круглых темных очков на меня смотрели красные глаза с горизонтальными, как у козла, зрачками. В обычном своем зеленом фраке из жатого бархата он казался воплощением старосветского изящества, портретом юного лорда из придворных кругов. На манжетах и воротнике кружева. Аристократически выразительное лицо с сильным носом и подбородком заострилось от злобного веселья, и обнажились в гримасе предвкушения чужих страданий крупные зубы.