Дж. Уорд - Вечный любовник

И вдруг ей показалось, что все не так уж и дико.

Мэри чувствовала пульсацию крови, текущей через вену Лейлы, но тело Рэйджа рядом с ее собственным вызывало знакомые ощущения, а поглаживание запястья означало, что он думает о ней, пока пьет. Мэри взглянула на Лейлу. Женщина внимательно наблюдала за Рэйджем, но ее сосредоточенное лицо выражало полное бесстрастие.

Мэри вспомнила, что Рэйдж рассказывал о кормлении — мол, при его укусе она почувствует удовольствие, испытываемое вампиром. Но, очевидно, ничего такого не происходило между ним и Избранной. Их тела были неподвижны, спокойны. Никаких страстных порывов.

Лейла подняла глаза и улыбнулась.

— Он неплохо продвигается. Еще около минуты.

Потом все закончилось. Рэйдж слегка поднял голову и повернулся к Мэри, расслабляясь в колыбели ее ног. Она не видела выражения его лица, но мышцы не казались напряженными, дыхание было ровным.

— Ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя, — сказала Лейла, облизнув свое запястье и опустив рукав. Она поднялась.

Мэри погладила Рэйджа по спине, глядя на Избранную.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Ты придешь опять, когда ему это понадобится?

— Хотите, чтобы это была опять я? Именно я?

Мэри сдержалась, несмотря на воодушевление женщины.

— Да… э… думаю, да.

Лейла засияла от счастья, ее глаза засветились.

— Госпожа, почту это за честь!

Она поклонилась.

— Он знает, как меня найти. Обращайтесь в любое время.

Едва не приплясывая, Избранная покинула комнату.

Дверь захлопнулась. Мэри нагнулась и поцеловала Рэйджа в плечо. Он зашевелился. Приподнял голову. Потер губы ладонью, словно не хотел, чтобы Мэри увидела кровь, которая могла там остаться.

Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век, яркие глаза цвета морской волны слегка затуманились.

— Привет, — сказала она, откидывая волосы с его лица.

Он улыбнулся своей особенной улыбкой, делавшей его похожим на ангела.

— Привет.

Мэри провела большим пальцем по его губе.

— Как она на вкус?

Рэйдж замешкался.

— Будь честен со мной, — строго приказала она.

— Вкусная. Но я бы хотел, чтобы вместо нее была ты. Я думал о тебе все это время, представлял тебя.

Мэри наклонилась и облизнула его губы. Глаза Рэйджа вспыхнули от удивления. Мэри просунула язык внутрь и уловила привкус, словно от красного полусладкого вина.

— Неплохо, — пробормотала она, не отрываясь. — Хочу, чтобы ты думал обо мне всякий раз, когда будешь делать это.

Он положил обе руки ей на шею, большие пальцы нащупали ее вены.

— Всегда.

Их губы встретились. Мэри притянула его к себе за плечи. Он приподнял низ ее свитера, она задрала руки, чтобы освободиться от одежды, а затем легла на кровать, откинувшись на спину. Он снял с нее джинсы и трусики, а затем разделся сам.

Рэйдж навис над ней, подхватил одной рукой и подвинул дальше. Коленом развел ее ноги, а затем вжал своим телом в матрас. Восставшая плоть устремилась прямиком к ее центру. Мэри зашевелилась под ним, лаская себя и его.

Губы Рэйджа энергично двигались в поцелуе, но в Мэри он вошел медленно, нежно, раздвигая, растягивая ее, сливаясь с ней. Набухший, твердый, восхитительный, он двигался неторопливо, проникая глубже. Снова на его коже появился пряный аромат, обволакивая ее.

— У меня никогда не будет другой, — сказал он, уткнувшись в ее шею. — Никого, кроме тебя.

Мэри обхватила ногами его бедра, стараясь еще глубже вобрать его в себя — так, чтобы он остался там навечно.

Джон следовал за Торманом по дому. Там было много комнат, приятная антикварная мебель и предметы интерьера. Джон притормозил около картины с изображением гор. Небольшая медная табличка на позолоченной раме гласила — Фредерик Черч. Джон задумался, кто это, решив, что парень действительно здорово делал свое дело.

В конце коридора Торман открыл дверь и включил свет.

— Твой чемодан я уже принес сюда.

Джон прошел внутрь. Темно-синие стены и потолок, большая кровать с блестящим изголовьем и уймой подушек. Также там стояли письменный стол и комод. Раздвижные застекленные двери вели на террасу.

— Здесь ванная — Торман нажал еще на один выключатель.

Джон заглянул внутрь и увидел — опять-таки темно-синий — мрамор. Застекленный душ, и… ого, целых четыре крана для воды!

— В случае чего Уэлси рядом, а я вернусь около четырех ночи. Мы спускаемся вниз примерно в это время каждую ночь. Если мы понадобимся тебе в течение дня, возьми любой телефон и нажми клавишу «один». Мы будем рады тебе в любое время. Да, и еще у нас есть двое доггенов, или прислуга, которые помогают по домашним делам, Сэл и Реджин. Они знают о тебе. Появятся около пяти часов. Если тебе нужно будет куда-нибудь съездить, попроси, они отвезут.

Джон подошел к кровати и прикоснулся к подушкам. Такие мягкие, что он почти не чувствовал их.

— Тебе здесь понравится, сынок. Какое-то время будешь привыкать, но тебе понравится.

Собравшись с духом, Джон подошел к Торману и открыл рот. Потом указал на Тормана пальцем.

— Уверен, что хочешь сейчас? — пробормотал Торман.

Когда Джон кивнул, Торман медленно раскрыл губы. И обнажил клыки.

О… господи. О…

Джон сглотнул и поднес пальцы к своему рту.

— Да, и у тебя будут такие же. Где-то через парочку лет.

Торман пересек комнату и сел на кровати, упершись локтями в колени.

— Примерно в возрасте двадцати пяти лет мы проходим период превращения. После этого, чтобы выжить, тебе придется пить. И я имею в виду не молоко.

Джон вздернул бровь, гадая — у кого.

— Мы найдем женщину, которая поможет тебе пройти этот период, я объясню тебе, чего ждать. Это совсем не весело, но, когда все останется позади, ты станешь сильным и решишь, что дело того стоило.

Глаза Джона сверкнули, оценивая телосложение Тормана. Вдруг он раскинул руки горизонтально, потом воздел вертикально, а затем ткнул большим пальцем себе в грудь.

— Да, будешь такой, как я.

Джон одними губами произнес: «Да ну!»

— Правда. Поэтому переходный период так сложен. Наши тела подвергаются огромным изменениям за считанные часы. После этого придется заново учиться всему: ходить, двигаться.

Тор посмотрел на себя.

— Поначалу всем этим будет нелегко управлять.

Джон растерянно потер грудь в том месте, где находился шрам в виде круга.

Торман проследил за его движением.

— Хочу быть честным с тобой, сынок. Мы многого о тебе не знаем. Непонятно даже, сколько в тебе крови от нас. Ни малейшего намека, из какого рода ты происходишь. Что касается шрама, этого я объяснить не могу. Ты сказал, что он у тебя всю жизнь, я верю, но эта отметина, которой нас наградили, не врожденная.

Джон вытащил бумагу и написал: