Вячеслав Маликов - Парень для клана

— Будь всё проклято!

Папа весь вечер со скорбной миной вставлял новое зеркало в оправу,

демонстрируя всему миру в лице жены и дочери своё несчастье. Делал он это молча, всей своей позой показывая смирение перед тиранией и угнетением. Ведь ему приходилось работать, когда он мог провести эти часы лёжа перед телевизором. Саша с непроницаемым лицом сидела в зале, глядя в окно. Перебинтованные руки покоились на коленях. В голове вертелась одна мысль: Сегодня, или никогда!

Когда родители легли спать и выключили свет… Точнее это мама легла спать, а папа продолжал смотреть свой проклятый телек, Саша встала с кровати и начала медленно одеваться. А потом нервным жестом отбросила в сторону брюки. Ночная рубашка вполне сойдёт за саван.

Она надела на босые ноги домашние тапочки и осторожно вышла в подъезд. Закрыв дверь, она начала медленно и тихо спускаться по лестнице вниз. Запоздало она поняла, что зря не оделась. Испугалась она не холода — всё-таки лето, да и какая разница на погоду, если это твоя последняя прогулка? Нет, испугалась она того, что может не дойти просто. Прицепится кто-нибудь по дороге из-за её неодетого вида, хотя идти надо было всего через два двора. Да ладно, время уже два часа ночи — прохожих мало; и возвращаться — плохая примета.

До стройки Саша добралась без приключений, хотя и поминутно озираясь на тени в подворотнях и слабо мерцавшие окна домов. Стройка — это такое номинально огороженное здание, куда легко можно попасть. Чем и пользуются школьники, наркоманы и прочие бездельники. Ещё там школьникам можно заниматься любовью, если больше негде. Саше с этим не везло даже сейчас, на втором курсе института. Со вздохом она отогнала от себя мысли и полезла в не зарешёченное окно первого этажа.

Дом обещал быть высоким и стройным, похожим на свечу. Пока было отстроено лишь двенадцать этажей. Саша шла по грязной, заваленной строительным мусором лестнице, шаркая тапочками по бетонной крошке, потёкам цемента, обрезкам арматуры и комьям смятой бумаги от упаковок. Было темно, приходилось держаться за стену, чтобы не поскользнуться и не упасть — а то ещё не убьёшься, а покалечишься. Главное, не дай Бог, здесь сейчас есть сторож и он не спит…

— Самоубийство — это грех, — тишину нарушил чей-то мужской голос, когда Саша только пересекла пятый пролёт. С визгом она подпрыгнула на месте и отлетела в сторону, всё-таки поскользнувшись на мусоре, что усеивал ступеньки.

— Кто это сказал? — спросила она, вглядываясь в темноту.

— Господь Бог, владыка всех живущих, — из темноты вышел человек, протягивая

Саше руку, чтобы она могла на неё опереться и встать. Чуть помедлив, она приняла помощь.

— А вы кто?

— Я — всего лишь прохожий, — улыбнулся человек, низко кланяясь. На вид ему было лет шестьдесят с чем-то. Роста он был небольшого, сухой, жилистый, голый череп матово блестел в свете фонарей, что пробивался на лестничный пролёт сквозь пустые квадраты рам будущих окон.

— Мне всё равно, грех это или нет, — если Саша и удивилась тому, что человек знал, зачем она сюда пришла, то быстро нашла оправдание этому — любой сторож строящихся домов (а ведь это мог быть только он, кто ещё?) знает, зачем девочки идут среди ночи в ночной рубашке, трусиках и тапочках на стройки.

— Есть другой способ согрешить, — намекнул сторож.

— Не смешите меня, — разозлилась Саша. — Я такая страшная, кому я нужна? Вам что ли? — она со злости дёрнула рубашку, обнажая свою грудь и невыразительное тело. В стороны полетели пуговицы. — Да?

— Полноте, я не об этом, — запротестовал человек, смущённо опуская глаза долу.

— А о чём же? — Саша была на взводе, ей было всё равно, что станется с ней. Но этого человека она не боялась… почему-то. Она всегда стеснялась своего тела. Перед всеми. Даже перед собой. А тут стою перед ним в одних трусиках и рваной рубашке и чего-то жду… Рубашку самолично же порвала, выставила всё на обозрение… Вот ведь дура какая!

— Я о том, чтобы продать душу в обмен на, скажем,… красоту?

— Вы… вы опять шутите? — оторопела девушка.

— Нет, — незнакомец внезапно стал совершенно серьёзным. С лица слетела улыбка, а из голоса пропали нотки былой игривости и непринуждённости. — Хотите подписать договор?

— Вы… кто вы такой?

— Скажем, я очень заинтересованное лицо.

— И вы заберёте душу, а я стану просто красивой?

— Не просто и не только, — мягко поправил незнакомец. — Вы станете не просто красивой, а ослепительно красивой. Такой красивой, что вам придётся прятаться в темноте, чтобы не быть на виду у толп поклонников.

— Но… почему?

— Буду откровенен с вами. Ваша душа слишком хороша и чиста, хотя и отравлена мыслями о грехе — самоубийстве. И вы ещё девственница, к тому же.

— А… это плохо?

— Смотря как на это посмотреть. В жертву вас принести очень даже почётно…

— Не надо, — возразила Саша.

— Да я и не собираюсь, — пожал плечами старик. — Я просто пытаюсь объяснить вам, что мне с этой сделки. Плюс ко всему, это отличный способ насолить Создателю — отобрать у него такую душу, раз он не заботится о ней. Он ведь не заботится о вас?

— Н…нет, — согласилась девушка, предпринимая попытку застегнуть порванную рубашку — откуда-то дуло, ей стало холодно.

— Видите… Кстати, любопытный факт: в средние века девственностью считали не только наличие м… некоторой части тела нетронутой, но и само незнание девушкой о такой вещи, как секс. Вы знали об этом?

— Нет, — Саша помотала головой. Волосы взбились ореолом вокруг её головы. Незнакомец с неудовольствием покосился на этот импровизированный нимб, но промолчал.

— Так мне придётся прятаться от поклонников в темноте?

— Да. И ещё один момент: ввиду того, что красота ваша будет максимально приближённой к абсолютной, — всё-таки мы работаем честно, — вы не будете стареть, и, следовательно, не будете умирать, а ваша красота не будет увядать. Что значит, что вы будете бессмертны. До первого киллера, разумеется. Или кирпича на голову. Шучу. Вас отныне сможет взять лишь серебро или осиновый кол.

— Это ещё почему?

— За то бессмертие, что вы получите, вы станете несколько иной…

— Как это?

— Вы станете вампиром. Видите, я честен с вами.

— И я буду пить человеческую кровь? Как в фильмах?

— Если пожелаете.

— У кого захочу? — настало время ответить всем обидчикам и их блондинисто-грудастым подружкам!

— Конечно, — лицо незнакомца расплылось в самодовольной улыбке — он понял, что победил.

— Давайте эту вашу бумагу!

Саша стояла перед зеркалом и смотрела на своё новое отражение. Густая чёрная шевелюра ниспадала волнами на плечи. Кожа была белой, очень чистой, без единого изъяна, без родинок и волосков. Стройная фигура, высокие груди, плоский животик, упругая попка, тонкие изящные ручки и пальчики, красивые ножки. Непривычно высокая и очень красивая.