Роберт Маселло - Бестиарий

— То же самое относится и ко мне.

— А я почему-то в вас верю, — сказал аль-Калли. — Возможно, даже больше, чем вы сами. Это последние сокровища моего зверинца. Я оставил все, чем владел в Ираке. Одному богу ведомо, что сотворили с моим дворцом Саддам и его подручные. У меня даже не было времени вывезти книгу, которую сейчас реставрирует ваша жена. Пришлось договариваться с людьми позже, они-то и вывезли ее из страны. — Он поставил кофейную чашку на блюдце из драгоценного лиможского фарфора, затем всем телом подался вперед. — Вы лучше, чем кто бы то ни было еще в этом мире, знаете, что представляют собой эти животные. Вы знаете, как они жили, чем питались. Помогите мне спасти их! И тогда, когда это будет сделано, когда им перестанет угрожать смертельная опасность, мы сможем раскрыть наш секрет миру.

Картер внимательно вслушивался в каждое слово аль-Калли, но не слишком ему верил. Возможно, этот господин с ним просто играет. Маловероятно, что он когда-либо выполнит обещание подарить свой бестиарий миру. Может, это просто крючок, на который он пытается подцепить его, Картера, хитростью добиться согласия?..

— Пока что я просто не готов расстаться со своими животными, — убедительным тоном произнес аль-Калли. — И стоит проболтаться хоть словом, будет очень трудно или вообще невозможно удержать над ними контроль. Дайте мне время, и с вашей помощью все у нас образуется.

Черные его глаза так и светились искренностью; выражение лица было преисполнено печали и одновременно — надежды. Картеру хотелось верить этому человеку. Возможно даже, в глубине души он и сам надеялся сохранить все в тайне еще какое-то время. Да, аль-Калли прав: стоит только намекнуть общественности на существование этого невероятного зоопарка — и все очень быстро вырвется из-под контроля. Сама жизнь животных будет поставлена под угрозу. А бестиарий превратят в невиданной популярности аттракцион. В лучшем случае — музей-заповедник. Со всех концов света слетятся толпы ученых. И еще неизвестно, получит ли тогда сам Картер доступ к этим уникальным созданиям. Или о его роли предпочтут забыть? В мире научных интриг он еще кое-как ориентировался, но когда в дело вступали политические и бюрократические интересы, начинали использоваться все безжалостные приемчики для продвижения по карьерной лестнице — тут он совершенно терялся и чувствовал себя беспомощным.

— Но пока животные здесь, вы обещаете мне неограниченный доступ к ним? — спросил Картер.

— Разумеется, — ответил аль-Калли и с торжествующим видом откинулся на спинку кресла. Он понял, что победил. — Вообще-то было бы лучше, если бы вы переехали ко мне в дом.

— И согласны выполнить все мои рекомендации, вплоть до их полного переселения, если потребуется, или же вызова других экспертов?

— Да. — Аль-Калли подтвердил свое согласие легким взмахом руки.

Картер счел, что при подобном раскладе он просто не может, не имеет права отказать аль-Калли. Да и не хотелось ему отказывать.

— Тогда за работу, — сказал он и поднялся из кресла.

Аль-Калли взглянул на него с улыбкой.

— Вот и отлично, — заметил он и хлопнул в ладоши; тут же возник Якоб. — Я искренне рад.

Он понял, что победил, уже в тот момент, когда Картер появился в доме прямо с раннего утра, но всегда приятно, когда сделка подтверждается формальным согласием. Людей, подумал аль-Калли, всегда можно заставить делать то, что ты от них хочешь, потом от них можно легко избавиться.

— Я тебе не верю.

В этом вся его мать. Когда Грир приносил ей хорошие новости, следовало признать, происходило это нечасто, она всегда говорила, что он лжет.

— Покажи мне чек, — сказала она.

— Они заплатили наличными.

Она поставила чашку с чаем на поднос, рядом с тостами и джемом, потом взяла его со стола и понесла в гостиную.

— Подержи, — сказала она, и Грир взял поднос из ее рук. Она уселась в кресло. — Теперь можешь поставить на подлокотник.

Ему страшно хотелось представить ей какое-нибудь материальное свидетельство — пропуск в компанию, контракт, униформу.

— Помнишь, на днях мне звонил один парень из армии?

— Да, — ответила мать, намазывая тост джемом и обращая больше внимания на экран, где показывали «Суд идет», чем на него.

— И я тогда сказал тебе, он хочет, чтобы я провел для него одно расследование?

— Соврал наверняка.

Черт, радары у нее — будь здоров; если и соврал, то самую малость.

— Он хотел узнать, чем я занимаюсь на гражданке. Пришлось сказать, что у меня проблемы с трудоустройством.

Тут она его наконец услышала.

— Еще бы не было проблем. Ведь ты не ищешь работу!

К чему ему все это? С чего это он решил, что может рассказать ей все? Но отступать теперь было некуда.

— Так вот. Он рассказал мне об одном человеке, очень богатом, живет в Бель-Эйр, которому был нужен кто-то, кто смог бы наладить систему охраны и безопасности. Он предложил мою кандидатуру, и меня взяли.

Он стоял рядом с ее креслом, она смотрела на экран, и вся эта сцена навеяла довольно неприятное воспоминание о том, как он однажды вбежал в дом — сказать ей, что его выбрали капитаном бейсбольной команды. Мать вот так же пялилась на экран, только телевизор тогда был другой — большой громоздкий ящик, а на нем стоял аквариум. И вместо того, чтобы сказать «Здорово!» или «Молодец, поздравляю!», мать буркнула в ответ: «Твой отец опять ушел. На этот раз, думаю, навсегда».

— И когда приступаешь к своей так называемой работе?

— Уже приступил. Я же сказал.

Она откусила кусок тоста — в том месте на нем было больше джема, чем хлеба, — и пожала плечами.

— И это означает, что ты наконец найдешь себе жилье?

Грир не понял, сказала ли она это с надеждой или сожалением. Мать не слишком радостно встретила его, когда он вернулся из Ирака. Но поскольку он был ранен и все такое прочее, не пустить его просто не могла. А потом очень быстро привыкла к надбавке к его пенсии по инвалидности, к скидкам на ренту, стоимости услуг, некоторых товаров и прочего.

— Возможно, — сказал он, желая помучить и подержать ее в неведении еще немного. — Посмотрим, как они там дальше будут выплачивать зарплату.

Гриру почему-то очень нравилось это слово, «зарплата». Куда более солидное и подходящее, нежели свернутая в трубочку пачка банкнот, которую сунул ему Якоб.

— Ну, раз ты получил работу, — заметила мать через минуту-две, — так почему торчишь дома?

— Не того сорта это работа, чтобы торчать в офисе от звонка до звонка.

Мать смотрела с сомнением.

— Вообще-то я как раз туда собираюсь.

Что толку продолжать этот бессмысленный разговор? Грир развернулся и направился в прихожую. Сорвал с крючка ветровку и, перед тем как захлопнуть за собой дверь, услышал, как она увеличила громкость телевизора.