Стивен Кинг - Роза Марена

Через некоторое время он пришел в себя, по всей видимости, потеря сознания продолжалась недолго — во рту и глотке все еще оставался привкус принятого лекарства. Он стоял в вестибюле дома и щелкал выключателем. При этом ничего не происходило; лампа под потолком маленького вестибюля не загоралась. Это хорошо. В свободной руке он сжимал служебный револьвер, позаимствованный у одного из мертвых патрульных. Норман держал его за ствол и подумал, что, наверное, воспользовался револьвером, чтобы расколотить что-то. Может, предохранители? Побывал ли он в подвале? Видимо, да, но это не имеет значения. Главное, что свет не включается.

Дом состоял из сдающихся в наем меблированных комнат — чистый и приличный, но все же, по сути, являющийся чем-то вроде общежития. Запах дешевой жратвы, той, что непременно готовится на электрических плитках, нельзя спутать ни с чем. Спустя некоторое время этим запахом пропитываются даже стены дома, и никакое средство не поможет от него избавиться. Через две-три недели к запаху добавится характерный в это время года для меблированных комнат звук: низкий гул маленьких электрических вентиляторов, жужжащих на подоконниках комнатушек, которые в августе превращаются в настоящие жаровни. Значит, она решила променять свой маленький уютный дом на вот такую ночлежку; впрочем, у него слишком мало времени, чтобы задумываться над подобными загадками. В настоящий момент гораздо важнее знать, сколько жильцов проживает в этом доме и какая их часть находится дома ранним субботним вечером. Другими словами, сколько человек могут стать препятствием на его пути к желанной цели.

— Да нисколько, — уверенно заявил голос из кармана нового плаща Нормана.

Авторитетный тон говорившего успокоил его. — Нисколько, ибо то, что случится потом, не имеет ни малейшего значения, и это намного упрощает ситуацию. Если кто-нибудь высунет нос из своей каморки, убей его, и дело с концом. Норман повернулся, вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь. Потянул ее на себя, проверяя, сработал ли замок. Дверь не поддалась. Он догадался, что открыл ее с помощью отмычки — в жизни ему доводилось сталкиваться с замками посложнее — однако ощутил некоторое беспокойство, оттого что не мог полностью контролировать собственные действия. И свет. Какого дьявола он решил отключить освещение, ведь она, скорее всего, появится одна? Если на то пошло, откуда ему известно, что Роуз еще не вернулась? Скажем, на второй вопрос ответить легко: ее нет дома, потому что бык сообщил ему об этом, и он поверил быку. Что касается первого, то не исключается вероятность того, что Роуз будут сопровождать . Например, Герти вздумается довести подружку до дома, или… гм, Фердинанд, помнится, намекал на приятеля? Норман категорически отказывался верить в такое, но… «Ей нравится, как он ее целует», — поведал ему Фердинанд. Дура, она ни за что не осмелится… но лучше не рисковать.

Он начал спускаться по ступенькам, намереваясь вернуться к черно-белой полицейской машине, скользнуть на водительское сидение и ждать, ждать, пока Роуз не объявится, и в этот миг произошел последний скачок, и это был настоящий скачок, ничуть не напоминающий провал, его сознание взметнулось ввысь, как монета, сорвавшаяся с ногтя большого пальца футбольного судьи и определявшая, кому наносить первый удар по мячу или кому выбирать ворота, а когда сознание возвратилось, захлопнул за собой входную дверь в вестибюль, бросился вперед в темноту, и его пальцы сомкнулись на шее дружка Роуз. Он не знал, откуда ему известно, что это действительно дружок, а не переодетый в штатское полицейский, которому поручили доставить его жену домой в целости и сохранности, но какая к черту разница? Он знает , и этого достаточно. Его череп вибрировал, едва не разрываясь от клокотавших внутри ярости и гнева. Не видел ли он, как этот сопляк

(ей нравится , как он ее целует )

размазывал слюну по ее роже, прежде чем войти? Может, даже опустил ладошки ниже талии, чтобы пощупать ее ягодицы? Он не помнил, не хотел вспоминать, не нуждался в воспоминаниях.

— Я ведь говорил! — закричал из кармана бык; даже в ярости Норман отчетливо слышал каждое его слово. — Я тебе говорил, верно? Так вот чему научили ее подруги! Замечательно! Великолепно!

— Я убью тебя, сучье отродье, — прошипел он в невидимое ухо мужчины — дружка Роуз, — прижимая его спиной к стене вестибюля. — И жаль, что Бог не позволит мне убить тебя дважды.

Он вцепился в горло Билла Штайнера и сжал пальцы.

— Норман! — закричала из темноты Рози. — Норман , отпусти ег о !

Рука Билла, легонько прикасавшаяся к ее локтю с того момента, когда она вытащила ключ из замочной скважины входной двери, неожиданно исчезла. В темноте она услышала торопливые шаги — топот . Затем раздался более тяжелый стук тела, ударившегося о стену.

— Я убью тебя, сучье отродье, — прозвучал в темноте зловещий шепот. — И жаль, что Бог не позволю мне…

«Убить тебя дважды», — закончила она мысленно фразу, прежде чем он произнес эти слова вслух; одна из любимых угроз Нормана. Он часто выкрикивал ее в адрес футбольного судьи, когда тот давал свисток не в пользу «Янки», любимой команды Нормана, или же в спину водителя, подрезающего его на повороте. «Жаль, что Бог не позволит мне убить тебя дважды». А потом она услышала сдавленный булькающий хрип, и это, конечно же, Билл. Билл, из которого мощные и безжалостные руки Нормана выдавливают жизнь. Вместо ужаса, который он внушал ей всегда, Рози ощутила прилив яростной ненависти, точно такой же, как и в машине Хейла, а затем в полицейском участке. В этот раз ненависть едва не затопила ее.

— Отпусти его , Норма н ! — закричала она. — Убери от него свои паршивые лапы !

— Заткнись, проститутка! — прозвучало в ответ из темноты, однако в голосе Нормана она явственно уловила не только злость, но и удивление. До этой секунды она ни разу не приказывала ему — ни разу за все время супружеской жизни — и не говорила с ним таким тоном. И еще кое-что — она ощутила слабое тепло на руке чуть выше того места, к которому прикасался Билл. Браслет. Золотой браслет, который подарила ей женщина в мареновом хитоне. И мысленно Рози услышала ее властное повеление: «Прекрати свое жалкое овечье блеяние, женщина!»

— Отпусти его , я тебя предупрежда ю ! — закричала она Норману и зашагала к тому месту, откуда слышались сдавленный хрип и тяжелое дыхание. Она шагала, как слепая, выставив перед собой руки, скривив губы не то в усмешке, не то в оскале.

«Ты не смеешь задушить его, — думала она. — Ты не задушишь его, я тебе не

позволю. Тебе следовало держаться от меня подальше, Норман. Тебе следовало оставить нас в покое, пока не слишком поздно».