Стивен Кинг - Роза Марена

— Да надень же меня, хозяин! — взмолился бык из кармана плаща. — Я в форме, я отдохнул, я готов!

Превосходная мысль. Норман выхватил маску из кармана и напялил на голову, вдыхая запах мочи и резины. Как ни странно, запах оказался не таким уж и противным; более того, если с ним свыкнуться, он даже приятен. Во всяком случае, запах оказал успокаивающее воздействие.

— Viva el toro! — бросил он боевой клич, срывая плащ с плеч. С пистолетом в руке побежал вверх по лестнице. Проклятая вешалка треснула под тяжестью его ног, наградив, однако, напоследок чувствительным тычком в левую коленную чашечку. Норман не почувствовал боли. Он улыбался под маской и дико щелкал зубами, получая удовольствие от звука, похожего на стук сталкивающихся бильярдных шаров.

— Не надо играть со мной в кошки-мышки, Роуз. — Он попытался встать на ноги, но колено, в которое угодило щупальце вешалки, предательски подогнулось. — Остановись там, где стоишь. Даже не пытайся убежать. Я только хочу поговорить с тобой.

Она заорала в ответ — слова, слова, слова, не имеющие значения. Он возобновил путь, продвигаясь на четвереньках, стараясь двигаться как можно быстрее и шуметь как можно меньше. Наконец, почувствовав движение прямо над собой, выбросил руку вперед, схватил ее за левую ногу и впился ногтями. Какое приятное ощущение!

«Поймалась, птичка! — подумал в диком, торжествующем возбуждении. — Поймалась, слава Богу! Пойма…»

Ее нога вынырнула из темноты с неотвратимостью тяжелого подкованного лошадиного копыта, и в результате его нос занял на лице новое положение. Боль оказалась ужасной — словно кто-то разворошил внутри черепа гнездо диких африканских пчел. Роуз вырвалась, но теперь Норман не почувствовал этого , он катился, кувыркаясь, по лестнице, стараясь зацепиться рукой за перила — касаясь их только пальцами, — но не в силах остановить падение. Так добрался до самой вешалки, пересчитав все ступеньки; остатков благоразумия хватило, чтобы убрать пальцы со спускового крючка пистолета, иначе он рисковал бы продырявить себя… а судя по тому, как развивались события, такая возможность не исключалась. Секунду-другую лежал неподвижно, приходя в себя, затем встряхнул головой и снова пополз по лестнице.

В этот раз его сознание не совершило скачка и не сорвалось в пропасть беспамятства, он отдавал себе отчет в производимых действиях, однако все же не имел представления о том, что они кричали ему сверху и какими словами отвечал он. Раздробленный нос занимал все его чувства, отгораживая остальной мир красной пеленой боли.

Он помнил, что на сцене появился новый персонаж — традиционный случайный свидетель, и дружок Роуз пытался предупредить его об опасности. Самое приятное в предусмотрительности сердобольного сосунка заключалось в том, что его жужжание помогало Норману легко ориентироваться в темноте: никаких проблем. Он нащупал шейку сосунка и снова принялся душить его. В этот раз намеревался довести начатое дело до конца, но тут из мрака вынырнула ручонка Роуз и уткнулась ему в щеку… в резиновую маску. Наверное, так ощущает женские ласки мужчина, находящийся под воздействием новокаина.

Роуз. Роуз прикасается к нему. Она близко, совсем рядом, в пределах досягаемости. Впервые с того дня, когда она покинула дом с проклятой банковской карточкой в сумочке, Роуз находится совсем рядом , и Норман в мгновение ока потерял всякий интерес к плейбою. Он схватил ее руку, затолкал через ротовое отверстие маски в собственный рот и что было сил впился зубами в ее пальцы, испытывая подлинный экстаз. Но…

Но потом произошло нечто невероятное. Нечто очень плохое. Нечто ужасное . Норману показалось, что она выдернула его челюсть, словно дверь с петель. Две отточенные стальные стрелы боли скакнули от скул к вискам и встретились под сводом черепа. Он взвыл и попятился прочь от нее, сука, грязная сука, что с ней произошло, что изменило ее, превратив из тщедушной безропотной предсказуемой мышки в такое чудовище?

Случайный свидетель решил дополнить сценарий своим участием, и Норман почти не сомневался в том, что выстрел достиг цели. По крайней мере, кого-то он подстрелил: так кричат только от пулевого ранения или сильного ожога. Затем, когда он направил пистолет в ту сторону, где, по его предположениям, должны находиться Роуз с дружком, слуха Нормана достиг стук закрывшейся двери. Все-таки паскуда успела запрятать любовника в свою конуру.

Но сейчас их уход занимал в его мыслях далеко не первое место. Главное — это боль, которая сконцентрировалась теперь в области челюсти, и Норман на время забыл о сломанном носе, ушибленном колене и пострадавших от столкновения с вешалкой яичках. Что она сотворила? Он ощущал нижнюю челюсть как некое продолжение лица, зубы представлялись ему спутниками, вращающимися по независимым орбитам вдали от кончика носа.

«Не будь идиотом, Норми, — раздался успокаивающий голос отца. — Подумаешь, свернули челюсть. Ну и что? Ты же знаешь, как следует поступать в подобных случаях. Так что же ты медлишь?»

— Заткнись, старый извращенец! — попытался произнести Норман, но с вышедшей из подчинения челюстью ему удалось лишь выдавить несколько бессвязных нечленораздельных междометий: «Аа-ыы, аы иаэ-э!» Он положил пистолет на пол, поддел резиновые бока края большими пальцами (но не натянул ее на лицо до самого низа, что облегчало задачу), аккуратно прижал основания ладоней к челюсти. Свободно болтающаяся челюсть смахивала на вышедшее из строя шарнирное соединение.

Приготовившись к боли, он сдвинул ладони чуть глубже, отвел локти в стороны и резко толкнул челюсть внутрь. Боли было предостаточно, главным образом из-за того, что сначала челюсть встала на место лишь одной стороной. Нижняя часть лица съехала набок, словно перекосившийся ящик комода.

«Походи с такой рожей немного, Норман, и она никогда уже не станет прежней», — предупредил его презрительный голос матери — старой гадюки, которую он помнил слишком хорошо.

Норман повторил процедуру, направляя усилия на правую сторону челюсти. С отчетливым звучным щелчком челюсть встала на положенное место. Впрочем, его не покидало ощущение некоторой слабости, как будто сухожилия растянулись, и им понадобится довольно продолжительное время, чтобы принять прежние размеры. Ему казалось, что, если он зевнет, челюсть опустится до самого пупка.

«Маска, Норми, — подсказал папаша. — Не забывай про маску. Натяни ее полностью, она тебе поможет».

— Совершенно верно, — согласился бык. Голос его звучал невнятно, ибо во время пластической операции Норман сдвинул ее набок, смяв рот Фердинанда, однако понять сказанное не составляло труда.