Нэнси Фармер - Дом скорпиона

— Нет, это ты меня позвал! — возмутилась Мария.— Неужели не мог придумать место посимпатичнее? Здесь мурашки по коже бегают...

У Матта в голове тотчас же задребезжал тревожный звоночек.

— Я тебя не звал. Нет-нет, погоди! — вскричал он, видя что Мария сделала попытку встать.— Я очень хотел тебя увидеть! Я думаю... думаю... что на дне рождения вел себя как последняя свинья.

— Думаешь? — презрительно спросила Мария.

— Ну хорошо, я был последней свиньей! Но нечего было отбирать у меня подарок.

— А что мне еще оставалось делать? Подарок не принесет радости, если вручен в гневе...

Матт снова прикусил язык: сердитые слова так и рвались наружу.

— Это самый лучший подарок в моей жизни.

— Неужели?! Даже лучше, чем шикарная машина, которую тебе подарил Эль-Патрон?!

Матт сел рядом. Девочка отодвинулась как можно дальше.

— Мне очень понравилось, как ты завернула ириски.

— Знаешь, сколько времени я решала, какую бумагу выбрать? — голос Марии задрожал.— А ты их развернешь и выбросишь...

— Не выброшу,— пообещал Матт.— Я их разглажу и буду хранить всю жизнь.

На это Мария ничего не сказала. Просто сидела, глядя себе на руки. Матт придвинулся немножко поближе. Честно говоря, ему до ужаса нравилось, когда она его целовала, пусть даже она целует Моховичка в тысячу раз чаще. А вот он еще никогда ее не целовал, но можно попробовать сейчас, для начала...

— Отлично. Вы оба здесь!

Матт вздрогнул — в дверях стоял Том.

— Как ты нас нашел? — прорычал он.

— Как же ему не знать, где мы? Ведь это ты попросил его привести меня сюда,— сказала Мария.

— Не говори глупостей,— сказал Матт. Наконец-то у него в голове начала вырисовываться

складная картина происходящего. Том сделал вид, что передает Марии его, Матта, послание, а Фелисия то же самое — только с точностью до наоборот — проделала с Маттом. Наверняка они сговорились! Матт никогда не считал Фелисию способной на подлость, но, видимо, он плохо ее знал.

— Я тут подумал, что вы были бы рады кое-что увидеть,— сказал Том.

Его лицо было открытым и приветливым. Синие глаза блестели, как у невинного младенца. У Матта руки чесались вывалять его в сумаховых колючках.

— Здесь? — с сомнением спросила Мария.

— Это как Хеллоуин, только в сто раз круче. Самое мерзкое и уродливое существо — такого вы еще не видали. Спорим, вы оба наложите в штаны.

— Я видала такое, от чего у тебя глаза бы повылазили,— презрительно фыркнула Мария.— Тэм Лин показывал мне, как ловить скорпионов, а однажды пустил тарантула погулять у меня по руке.

Матт подивился храбрости девочки. Тэм Лин показывал ему то же самое, и с Маттом едва не случилось именно то, о чем предупреждал Том.

— Это куда хуже,— настаивал Том.— Помнишь тот Хеллоуин, когда ты думала, что за дверью ходит чупакабра, а Матт подложил тебе в кровать куриные потроха?

— Ничего я не клал! Это сделал ты! — вскричал Матт.

— Ты угодила в них прямо рукой,— продолжал Том, будто не слыша Матта.— И визжала так, что чуть не оглохла.

— Это было так гадко. Мария поморщилась.

— Это сделал не я! — повторил Матт.

— Так вот, это гораздо гаже,— ухмыльнулся Том.— Боюсь только, что у вас, извините за выражение, кишка тонка...

— Она не хочет! — воскликнул Матт.

— Не решай за меня, чего я хочу, а чего нет! Мария упрямо насупилась, и у Матта упало сердце.

Он прекрасно видел, что Том замышляет какую-то гнусность, только не понимал какую.

— Пойдем отсюда. От него одни неприятности. Матт попытался взять Марию за руку, но девочка сердито вырвалась.

— Слышите?

Том открыл дверь, ведущую из приемного покоя в глубь больницы. У Матта засосало под ложечкой. Слишком хорошо он помнил некоторые из этих палат.

Лицо Тома сияло от радости. Именно в такие моменты он был всего опаснее. Как говаривал Тэм Лин, если не знаешь Тома, можно подумать, что он — ангел, несущий тебе ключи от врат небесных. Но Матт знал Тома очень, даже чересчур хорошо...

Издалека послышался жалобный стон. Он то замирал, то снова разрастался...

— Это что — кошка? — спросила Мария.

«Если да, то она не просит молока»,— подумал Матт.

В этом стоне-мяуканье слышались такой ужас и отчаяние, что волосы вставали дыбом на голове. На этот раз он все-таки схватил Марию за руку.

— Здесь проводят опыты на кошках! — вскричала девочка.— Пошли! Помогите мне спасти их!

— Давай сначала спросим разрешения,— возразил Матт.

Ему ужасно не хотелось входить в эту дверь.

— Какое разрешение?! — бушевала Мария.—Ты что, не понимаешь? Взрослые не видят в таких опытах ничего плохого. Надо унести кошек — папа мне поможет,— и врачи даже не узнают, куда они подевались.

— Они достанут других...

Звук раздавался снова и снова: у Матта от него мороз подирал по коже.

— Так всегда говорят, когда не хотят ничего делать! Не надо никому помогать! Они всегда найдут новых нелегалов, чтобы обратить в рабство, или новых бедняков, чтобы морить голодом, или новых кошек для опытов!

Мария распалялась все больше и больше.

— Давай сначала поговорим с твоим папой...— снова попытался уговорить ее Матт. ,

— Не могу больше ни секунды слушать, как мучается эта кошка! Вы идете со мной или нет? Если нет, я пойду одна!

— Я пойду,— сказал Том.

Это решило дело. Матт не мог допустить, чтобы Мария пошла с Томом и увидела те ужасы, которые он для нее приготовил, одна.

Мария стремительно зашагала по коридору, но постепенно сбавила шаг. Крики звучали все ближе и отчетливее. Матт держал девочку за руку. Рука у нее была влажная и холодная, но и у него, наверное, такая же. Звук уже не так сильно походил на кошачье мяуканье. Он вообще ни на что не походил, но в нем, несомненно, сквозила страшная боль. Он то поднимался до пронзительного визга, то затихал, переходя в жалобный стон, как будто существо, издававшее эти звуки, смертельно устало.

Дети подошли к двери. Она была закрыта, и Матт малодушно понадеялся, что заперта.

Однако заперта она не была!

Том распахнул дверь. Матт не сразу понял, что за существо лежит перед ним на кровати. Оно выкатывало глаза и беспомощно билось в ремнях, опутывавших его тело. Когда оно увидело детей, его рот широко распахнулся и из него исторгся чудовищный вопль. Оно вопило, пока в легких не кончился воздух, потом стало громко хрипеть, пока не иссякли силы, и осталось беспомощно лежать, тяжело дыша и корчась.

— Это мальчик,— прошептала Мария.

Это и вправду был мальчик. Только в первый миг Матт принял его за какого-то зверька, таким диким и страшным было его лицо, одутловатое и серое, словно плохо пропеченное тесто, с нечистой кожей и грязными рыжими волосами, торчащими во все стороны, будто колючки у ежа. Можно было подумать, что он никогда не бывал на солнце, а руки, ремнями прижатые к туловищу, были скрючены, как птичьи когти. Одет он был в некогда зеленую, а теперь перепачканную чем-то невообразимо гадким больничную пижаму. Но страшнее всего была энергия, бушующая в этом связанном теле. Существо ни на мгновение не переставало извиваться и дергаться. Казалось, у него под кожей ползают тысячи невидимых змей и от этого его руки и ноги корчатся в непрестанной битве за свободу.