Виталий Вир - Ануш для искушения

Мы поднялись на вершину храмовой лестницы. Здесь я увидела скульптуру «чак-мулл». Она изображала сидящего человека-идола, сильно откинувшегося назад. По его каменному выражению лица я без труда узнала в нем воина из погребальной камеры. С вершины воин-идол занимался тем же, что и в пирамиде – приглядывал, но теперь за собратьями – воинами-тольтеками. Его спина зависла в неустойчивом положении. Мне казалось, что идол стремится встать. Окажись я права, то его рост составил бы метра два с половиной.

У входа в храм воинов нас встретили две фигуры в форме оперенных змеев. Они увенчали собой вход, располагаясь по бокам. Их головы лежали у земли, тела вертикально вытянулись кверху, а хвосты в виде латинской буквы «L» обращались к небу.

Вслед за Джэем я прошла дальше. Он шел впереди меня и, казалось, безостановочно говорил о храме. Проходя мимо оперенных змеев, я сначала почувствовала их недобрый взгляд на себе, а затем ощутила, как и они провожают меня. Я резко обернулась. Но на сей раз ничего подобного предыдущему не увидела.

Мы вышли из храма, и я остановилась около идола. У восседавшего руки прикасались к поверхности живота, и он удерживал предмет, по форме напоминающий блюдо.

– Не напугаю деталью? – поинтересовался Джэй.

– Я думаю, вы не напугаете меня уж ничем.

– Интересно. Ты имеешь в виду события погребальной камеры?

– Именно их, – ответила я.

– И правильно. Занятие нашим делом не предполагает сильной впечатлительности. Это как у хирургов, иначе не сможешь работать. Так вот, есть предположение, что на это блюдо клали сердца принесенных в жертву людей.

– Мало того, что убивали, так еще потом вынимали сердце?

– Нет, не так.

– И какже?

– Ты готова услышать о сердце, далеко не сраженном стрелой любви?

– Да, – определенно ответила я, радуясь аналогии.

– Далее говорю, как есть: ножом из обсидиана – это вулканическое стекло.

– Я знаю.

– Ну да. Так вот, жрецы вспарывали грудь жертвы, вырывали из нее трепещущее окровавленное сердце и бросали богу Солнца в жертвенный сосуд. То есть сюда, – Джэй, сомкнутыми вытянутыми пальцами указал на блюдо у идола в руках.

– Звери какие-то.

– Нравы того времени, – поправил меня Джэй. – Об этом говорят разные плиты в храме воинов с изображениями ягуара и орлов, которые находятся в центре рисунка, поедающих человеческие сердца.

Творившееся в моей голове, пожалуй, можно было разбирать до конца моих дней.

Для начала я решила сопоставить Джэя и Ллойда. Мне было интересно, говорил ли Джэй сам или я опять становилась жертвой «чьего-то» рассказа, а Джэй, как и Ло, тоже ничего не вспомнит. То, что делал Джэй, каждый его шаг, вынуждал меня предаваться воспоминаниям о событиях в погребальной пирамиде.

Я подумала, что не знаю, как насчет «сопоставить» произошедшее с Ло в погребальной комнате и то, как себя ведет сейчас Джэй, но хотя бы сравнить – мне необходимо. Тем более Ло со мной больше не разговаривал. Да о чем я думаю! Даже если бы он и разговаривал, как я могла прийти и поделиться с ним впечатлением о поездке? Рассказ снова станет походить на плод моей необузданной фантазии. Такое уже происходило. Поделиться сейчас с Джэем? Нет, правда, он примет меня за полную идиотку. Джэй не находился в погребальной камере и поэтому трудно надеяться, что он поймет меня. Я задумалась и нехотя добавила: подобное с Джэем я недавно пережила. Получается, я оставалась одна наедине с собой. И со мной происходило нечто странное.

– Все равно это выглядит ненормально. Столько ненависти в подобных жертвоприношениях, – прокомментировала я с опозданием слова Джэя, для себя увязав жертвоприношения у обоих храмов (там, где располагалась погребальная камера, и здесь, у храма воинов).

– Ну, положим, жертвоприношений сейчас нет, а вот у них не было ненависти по отношению к жертвам, в отличие от сегодняшнего дня.

– Не руководствуясь ненавистью, можно убить?

– Руководствовались самым благим и святым, какое может быть в нашем сегодняшнем сознании, – Богом.

– Бог и смерть, я понимаю, это не чуждо. Но убить – и Бог?! Конечно, я знаю, что жертвы предназначались Богам. Но все же…

Я пожала плечами. Моему удивлению не было предела.

Джэй заговорил о мифе, и тут я старалась слушать внимательно. В погребальной камере-пирамиде – манускрипт, а здесь, мне казалось, миф.

В мифе о первой жертве рассказывается: «Вначале Пятое Солнце не двигалось. Тогда Боги сказали: «Как будем жить? Солнце не двигается!» Чтобы придать ему силы, сами же Боги и пожертвовали собой, предлагая для этого собственную кровь. Один из Богов бросился в огонь, чтобы превратиться в Солнце. Вскоре подул ветер и, двинувшись, Солнце продолжило путь».

То, о чем говорил Джэй дальше, могло окончательно свести меня с ума: речь снова шла о Вселенной.

Народы Мезоамерики верили, что жизнь и Солнце существуют благодаря жертве. А чтобы предотвратить гибель Вселенной, что четырежды случалось в прошлом, нужно непрерывно питать Богов сердцами и кровью. И вся надежда на отсрочку надвигающейся катастрофы увязывалась только с человеческими жертвоприношениями. Так ацтеки сохраняли жизнь Пятому Солнцу. Для этого они воевали и «поили» Бога Тонатиу кровью своих пленников.

Совершенно обалдевшая, я старалась не выдвигать свое состояние на передний план и не давать повода для подпитки эмоций. Я попыталась увидеть главное в его рассказе – они оба – и Ло, и Джэй – говорили об одном: Вселенная и жертвы во имя продолжения жизни. Мне не хотелось, чтобы Джэй прерывал рассказ. Я желала убедиться, что Джэй излагает свои мысли, а не «чьи-либо» еще.

– Что ни говори, – сказала я и ойкнула, пальцами прикрыла рот и осеклась.

Джэй улыбнулся: он не раз предлагал мне перейти на «ты».

Я же увлеклась размышлениями, но теперь поправилась:

– Что ни говорите, руководствовались они своими соображениями (их никто не заставлял), и поэтому я могу расценивать их жертвоприношения как убийство.

Джэй не согласился со мной. Он сказал, что инки и индейцы майя считали кровавое жертвоприношение угодным Богам, и поэтому Высшая Сила сама двигала рукой жреца, когда тот ритуальным ножом протыкал горло жертве. Такими жертвами чаще всего становились военнопленные, чья кровь приносилась в дар соответствующему на тот момент божеству.

Несмотря на кровавую мерзость, мне хотелось двигаться дальше. Я желала что-нибудь нащупать:

– И это делалось исключительно для того, чтобы не погибла Вселенная?

– Не только. К примеру, индейцы верили, что после жертвоприношения Боги даруют им хороший урожай, а стихийные бедствия пройдут стороной.

– Бедные военнопленные, – произнесла я, сочувствуя их участи. – Не позавидуешь.