Виталий Вир - Ануш для искушения

– Поначалу я поймал себя на мысли, что думаю о тебе, когда мы не вместе. Потом наступил момент, когда ты приходила ко мне во сне. Каждый раз мне виделся солнечный остров, пальмы, голубое небо и такое же голубое море. Под шум набегавшей волны мы держались за руки и бродили по мелкому пляжному песку, испытывая абсолютное чувство счастья. Во сне иногда мы целовались…

Голос Джэя смолк, а я продолжала напряженно всматриваться в его силуэт напротив и вслушиваться в тишину, боясь спугнуть непонятное для меня явление.

– Но наша жизнь не состоит из одних снов. После сна всегда наступает момент, когда ты просыпаешься, и с моментом пробуждения ты возвращаешься к жизни…

Шло время, голос Джэя больше не проявлял себя, и мы, как и прежде, находились по разные стороны.

– Джэй, – тихо спросила я, обращаясь, но не к нему, а к его голосу, – почему ты замолчал?

– Я пока не готов говорить об этом дальше.

– Джэй, а это правда ты?

– Ты видишь меня напротив, но при этом мы можем разговаривать с тобой, как будто мы рядом. Именно это я хотел тебе продемонстрировать. Просто я хотел минуту полюбоваться тобой… ты заговорила первой.

У меня жутко защемило в сердце.

– Так вы слышали? – спросила я, снова обращаясь на «вы», а не как ранее к силуэту Джэя или к его голосу – на «ты».

– Каждое твое слово.

Мне стало так стыдно за себя… Как бы я могла такое представить? Если помечтать о том, что я способна ему сказать именно такие слова любви, глядя в его глаза – это одно. Но смогла бы я сделать это наяву? Мне казалось, что даже если бы мы поженились, то я бы так и не смогла себе позволить говорить об этом открыто. Я убеждена, что носила бы эти слова у себя в душе до скончания дней и была бы не менее счастлива с ним. А чтобы отважиться и сказать об этом открыто…

– Это слышали и те, кто находится внизу?

– Нет-нет, Ануш. Не переживай. Тебя слышу я один. Это удивительные акустические свойства. Мы с тобой находимся в разных храмах и можем совершенно спокойно беседовать друг с другом. Никто другой не сможет услышать нас. Несмотря на то, что сейчас тихо и звуки лучше слышны.

В это верилось с трудом, если бы я не являлась тому свидетелем.

Я пребывала в шоке от происходящего. Прежде всего от того, что все услышал Джэй. Я не знала, как вести себя дальше.

– В это верится с трудом, – сказал Джэй, наверное, понимая меня и заполняя паузу в нашей с ним беседе, – но такая «возможность для разговора» существует. Никто не знает, предусмотрен ли древними строителями заранее такой акустический эффект или они случайно его обнаружили и довели до совершенства?

Джэй смолк и, вздыхая, добавил:

– Мы можем только наблюдать за этим в наши дни.

– Почему об этом вы не сказали мне заранее?

Прежде чем ответить, Джэй помедлил.

– Извини меня, Ануш.

– Господи, Джэй, я не это хотела сказать. Я… Я сама не знаю, что мне теперь делать и как вести себя дальше?

Джэй продолжал молчать, а пауза для меня становилась настолько невыносима, что я начала говорить обо всем, приходившем в голову:

– И правильно, Джэй, ты не можешь говорить об этом ни сейчас, ни потом. Я не очень высокая, чтобы подходить для тебя. У меня ужасный нос. Я слишком стеснительна. Я слишком эмоциональна, но при этом не могу говорить комплименты или ласковые слова. Из-за этого моя подружка считает меня ледышкой. Хотя ласковые слова всегда есть в душе, но они будут оставаться со мной. И вообще, даже я не люблю себя, потому что я – эгоистка. Хоть и звучит странно: как можно себя не любить и одновременно быть эгоисткой. Но это так! Порой я не могу обнять даже маму, хотя знаю наверняка, что ей это нужно. Просто я почему-то думаю – а вдруг это не так? И ей совсем это не нужно, и тогда всё будет выглядеть нелепо и глупо. Я знаю, что многое можно исправить, но мне сложно это сделать, потому… Потому что я такая, как говорила о себе выше…

Я закрыла лицо руками и расплакалась.

– Иди ко мне… Глупенькая ледышка.

Расстраиваясь и плача, я не сразу поняла, о чем сказал Джэй. Когда я убрала руки с глаз, на прежнем месте его не было. Я кинулась к нему: шмыгая носом, засеменила ногами, перебирая ступеньки. Их было так много, а ноги так долго делали одно и то же движение, что на миг показалось, я никогда не окажусь внизу. Выбежав на площадку, я успела протянуть к нему руки, как он схватил меня, крепко прижал к себе и прокружился со мной. Мы остановились, он поставил меня на ноги и, одной рукой за спину прижимая меня к себе, другой удерживал мою голову на своей груди. Я слушала, как бешено колотится его сердце, и точно знала, что давно подарила ему свое, и теперь его сердце бьется для нас двоих.

Джэй поцеловал меня в макушку и сказал:

– Пока не спрашивай меня ни о чем. Дай мне, пожалуйста, время.

Под его теплой ладонью я часто-часто закивала головой.

По дороге домой я испытала облегчение. Джэй повел себя прекрасно. Он не говорил ничего, что могло бы во мне вызвать смущение. Сначала Джэй размышлял о разном, обыденном, потом мы вспоминали случаи из детства, и когда он пожелал мне спокойной ночи, я шла к палатке, будучи самой счастливой на свете. Я шла и благодарила Господа за то, что именно я повстречала его, и при этом Он дал мне надежду.

Утром я проснулась с тревожными мыслями. Душа испытывала беспокойство. Мы находились в изоляции от мира, и я не знала, что там происходит. То, что творилось со мной в последние дни, особенно вчера в Чичен-Ице, отныне не позволяло мне относиться к этому как к простой мистике. Не уверенная до конца, руководил ли кто-то вчера действиями Джэя, я точно знала, что это звенья одной цепи. И не тревожиться по поводу выпущенного наружу Чувства Сгущенной Вражды далее я не могла. Я помнила, о чем говорилось в манускрипте – процесс уже никто и ничто не остановит, но не волноваться мне казалось невозможным: я являлась непосредственной причиной, позволившей вырваться замыслам абсолютной власти сил тьмы наружу.

Прошедшей ночью мне приснился сон – в точности то, что случилось со мною вчера: недвижимой я зависаю в кромешной тьме, светлый образ Оперенного Змея передо мной, свирепость ветра вокруг меня и безумие происходящего за моей спиной – громогласный гул ненависти с короткими выпадами в саблезубом оскале обезображенных чудовищных голов. Но на этот раз я изредка улавливала стоны, плач и мольбу о помощи.

Как и вчера, после ужаса у меня совершенно не болела голова. Наоборот, она была ясной и светлой. Теперь я понимала – там я бываю той силой, которая способна возглавить армию тьмы, что находится за моей спиной. Армию, которая, и я это чувствовала, с каждым разом, как я нахожусь рядом с ними, набирает мощь в численности своих рядов по всей планете.