Чарльз Де Линт - Призраки в Сети

— Ты когда-нибудь бывал там раньше? — спрашивает Рауль.

Я качаю головой.

— Но нас поведут те, кто там бывал, — говорю я, взглянув в сторону Роберта, который тем временем кладет гитару на пол.

— На меня не смотрите, — говорит Роберт. — Да, я пересекал границы раз или два, но предпочитаю держаться подальше от Мира Духов.

— Не высовываться, — улыбается Боджо.

Роберт отвечает ему мгновенной ослепительной улыбкой:

— Хочется остаться в живых.

Я чувствую, как напружинивается Рауль. Роберт, видимо, тоже это замечает.

— Не волнуйтесь, — говорит он нам. — С вами все будет в порядке. На вас никто не охотится.

Другие пришли нас проводить: Холли со Сниппет на руках, Дик и Джорди. Вид у всех довольно несчастный. Когда Роберт расчехляет своего Гибсона, Холли нервно поправляет очки на переносице.

— Вам нужна музыка для перехода? — спрашивает она.

— Это не обязательно должна быть музыка, — говорит Роберт. Он настраивает гитару. — Просто нужно сосредоточиться.

Холли переводит взгляд на жестянщика:

— Но я думала, Боджо может просто входить и выходить, когда захочет.

— Могу, — подтверждает Боджо, — но только туда, где я бывал раньше. Если же место мне незнакомо, то приходится делать то же, что и всем. Идти на своих двоих или пользоваться каким-нибудь другим транспортом.

— Вот когда пригождается музыка, — объясняет Роберт. — Музыка способна перенести вас туда, где вы никогда не были. Думаю, что любое искусство на это способно, если вы, конечно, достигли определенного уровня мастерства. У меня есть некоторое представление о духе, которого мы ищем, основанное на тех следах, которые он оставил в вашем магазине. И сейчас я собираюсь выслать музыку вперед, чтобы она нашла то место, где дух скрывается.

— Это звучит слишком просто.

Роберт улыбается:

— Мир вообще довольно прост. Это мы усложняем его.

Я вижу, что Холли хочет еще что-то спросить, но Роберт уже начинает играть на своей гитаре медленный блюз в минорном ключе, и говорить никому больше не хочется. Мы пойманы, загипнотизированы. И для этого потребовалось лишь две струны и несколько нот. Конечно, я в этом разбираюсь хуже, чем Джорди, но, кажется, и я понимаю, что это уже какая-то другая музыка.

Роберт что-то напевает. Это даже не мелодия, а тихое, несколько ворчливое подвывание гитаре, как будто фрагмент разговора, понятного лишь музыканту и его инструменту. Но пусть я и не могу понять смысл — я чувствую: что-то меняется.

Вот мы в нижнем этаже магазинчика Холли. Старый электрокамин стоит в углу, как медведь, который, забравшись на зиму в берлогу, ждет — вдруг еще пригодится. Шкафы от пола до потолка, должно быть полные книг и журналов. Белые бирки с черными надписями: «Нэшнл Джиогр.», «Сай. Амер.», «Хисторикал» — до шестидесятых.

В другом углу — высокая стопка картонных коробок. Под лестницей — совки для уборки снега, грабли, лыжи, велосипед с проколотой камерой и другие предметы, не так легко поддающиеся определению. У стены рядом с лестницей — стол с подвешенными над ним инструментами. Его рабочая поверхность занята предметами, необходимыми для упаковки книг, — еще коробки, конверты, клейкая лента, лейблы с адресами и тому подобное.

Четверо из нас, которые должны отправиться в путешествие, — посредине комнаты, на открытом пространстве. Дик и Холли сидят на ступеньках лестницы. Холли удерживает Сниппет, зажав ее между коленями. Джорди облокотился о рабочий стол.

Мгновение назад все было именно так. Потом… физически ничего не меняется, но пространство вдруг наполняется… возможностями. Не знаю, как еще это назвать. Я знаю только, что музыка сообщила нам потенциал оказаться где угодно. Возможно, Боджо и Роберт видят эти двери в другой мир. Не знаю. Я же не вижу ничего, кроме того, что было здесь, когда мы спустились по лестнице. Но я ощущаю разницу.

Проходит некоторое время, хотя не знаю сколько. У меня на периферии зрения возникают какие-то вспышки. Нет, это не двери. Это, скорее, видения, какие бывают от жары: легкая рябь в воздухе, которая пропадает прежде, чем я успеваю обратить на нее внимание.

— Мы уже близко, — говорит кто-то.

Не знаю кто. Вероятно, либо Боджо, либо Роберт, потому что кто еще из нас способен это понять? Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них.

— Только скажите мне когда, — говорит Боджо.

Значит, перед этим говорил Роберт.

Я не настолько хорошо знаю блюзовую музыку, но эта как-то темнее, но в то же время радостнее, и спокойнее, и плавнее, чем что-либо, что я слышал. И я даже не совсем уверен, что это только Роберт играет. Иногда мне кажется, что ему помогает еще какой-то инструмент. То он здесь, то пропадает. То скрипка, то «волнистая» арфа, то еще одна гитара, то банджо — или какой-то похожий на банджо инструмент, только тише, глуше. Иной раз струны Гибсона звучат так, что одна нота перетекает в другую, как при игре на домбре.

Это как-то смущает и в то же время доставляет огромное удовольствие. И так много обещает.

— Приготовьтесь, — говорит Роберт.

Я вижу, как Боджо кивает ему. Он смотрит на нас с Раулем, и мы оба собираемся с духом, хотя и не знаем, к чему, собственно, готовиться. Должно быть, к тому, что одна из этих невидимых дверей откроется. Я оглядываюсь и вижу, что стена дрожит, колеблется, как будто она уже не такая твердая и плотная, как была.

А потом мы слышим кое-что еще. Отдаленный звук, как бы противостоящий музыке.

Я довольно долго не могу определить, что это.

— Лучше вам перестать, — советует Боджо.

Роберт, не поднимая глаз, качает головой:

— Нет, мы уже почти там.

— И они тоже.

И наконец я понимаю, что это за отдаленный звук. Это собачий лай. И я знаю, что это значит.

Ищейки напали на след Роберта.

— Ты знаешь эту женщину? — спрашивает Джексон.

Я медленно подхожу к гробу и кладу ладони на прохладное стекло. Он говорит «эта женщина», как будто мы наткнулись на фотографию в журнале. Но это же Саския! Это она лежит в гробу. Конечно я ее знаю!

— А почему ты спрашиваешь? — говорю я, понимая, что это не ответ.

Так обычно отвечают, когда нечего сказать или когда не хочется ничего говорить. Я уверена, Джексону не стоит знать больше, чем это необходимо.

— У тебя было такое лицо, — говорит он, — как будто ты с ней знакома.

Я пожимаю плечами:

— Просто это все… так неожиданно.

«Ты имеешь в виду то, что я мертва?» — интересуется Саския.

«Да конечно же нет!» — отвечаю я.

Но все это только слова. Никто из нас ничего не знает наверняка. Ничего мы больше не знаем. То, что происходит, просто за пределами понимания.

Глядя на тело, лежащее под стеклом, я прикидываю, чего нам ждать дальше. Меньше всего я рассчитывала в киберпространстве наткнуться на это. Но, должно быть, это по-своему логично. «Вордвуд» начинен сказками, так почему же в том, что он сделал с Саскией, и не присутствовать сказочному мотиву? Что, в сущности, происходит? Должны ли мы теперь доставить сюда Кристи, чтобы он запечатлел на устах спящей классический поцелуй принца? Или для этого хватит и меня?