Йон Линдквист - Человеческая гавань

— Зачем тебе эта карта?

Андерс с трудом поборол желание разбросать бусины по столу.

Он присел на стул. Внезапный порыв гнева прошел, как его и не бывало. Так было с Майей — она внезапно начинала совершенно неоправданно на что — то злиться. Как на свои носочки в день, когда она пропала. А сейчас она сердится на эту головоломку, используя Андерса.

Нет. Да.

Он снова склонился над бусинами. Неужели это на самом деле сделала Майя? Как — то раз он показал ей морскую карту, но вряд ли она сама справилась бы с такой задачей.

На самом деле только он мог сделать эту карту. Конечно, он сам сделал ее, сам того не ведая, а она…

Он подпер лицо руками.

Одна рука не ведает, что творит другая.

Если она хочет с ним общаться, то к чему все эти сложности? Почему бы просто не сложить из бусин слово?

Да потому что…

Андерс громко ахнул. Как он мог забыть?

Майя так любила играть в прятки. Она очень хорошо пряталась. И сейчас она могла спрятаться так, чтобы ее никто не нашел. Раньше когда она пряталась, то всегда сидела в своем укрытии до последнего. Родители могли кричать и звать ее, объяснять, что игра окончена, но она продолжала прятаться. Ее надо искать, объясняла она. На то это и прятки.

И теперь у нее хватит терпения. Она сможет сидеть в своем укрытии сколь угодно долго. Она надежно спрятана от тех, кто хочет найти ее. Но бесконечно ждать она не захочет.

Андерс налил в чашку кофе и начал пить маленькими глотками. Горячая жидкость обжигала нёбо и горло. В голове продолжала крутиться какая — то неясная мысль.

Затем он перевел взгляд на море, небо, чаек.

Все — таки интересно, что этим хотела сказать Майя. Да, это прятки, игра, в которую она играет, и ждет, чтобы ее нашли.

Андерс принес на кухню карту архипелага и стал сравнивать его с головоломкой Майи. В основном пропорции соблюдены правильно. Существовали некоторые различия, но в целом карта и узор бусинок совпадали.

Андерс протер глаза. Когда он снова посмотрел на карту, то увидел совершенно ясно, в чем было отличие.

Он наклонился. На Ховастене был отмечен узкий проход.

Что это значит? Означает ли это что — нибудь?

Андерс достал из кухонного стола фотографии, сделанные в тот, последний день. Он сосредоточил все свое внимание на лице Майи, ее выражении. Куда, на что она смотрит? Андерс не сводил взгляд с фотографий.

Папа, что это такое?

Андерс посмотрел в окно. Стая чаек сидела на воде в заливе. Небо чистое и светлое.

Через десять минут он уже надел куртку, вышел из дома и побежал на причал. Температура упала на несколько градусов, и было холодно — около нуля, но после того, как Андерс раз двадцать рванул стартер, он согрелся.

Ему казалось, что уж на этот — то раз он все проверил: и смазку, и свечи зажигания. Но двигатель все равно упрямо не хотел заводиться.

— Ну же!

Он дергал еще и еще, чувствуя, как душу наполняет отчаяние. Он кричал в бессилии:

— Ну? Ну?

Андерс снова дернул шнур изо всех сил. Веревка порвалась, и он упал назад, сильно ударившись о твердую землю.

В глазах вспыхнули красные огни, и едва он смог подняться на ноги, как взял мотор, подступил к кромке воды и швырнул двигатель так далеко, как только мог.

Несколько чаек около пристани испуганно взмыли в воздух, когда мотор упал в воду и камнем пошел на дно. Андерс тяжело дышал:

— Ну что, ты думал, я не смогу?

Чайки снова опустились на воду. Казалось, они смотрят на Андерса с легкой насмешкой.

Когда он очнулся, то понял, что поступил не самым умным образом. Что, если в моторе была какая — то совсем простая неисправность, с которой легко справились бы мужчины из деревни. А он совершил неверный поступок, он все сделал неправильно. Теперь ему надо как можно скорее найти укромное место и затаиться, чтобы никто его не нашел.

Надо спрятаться! Андерс бросился к поленнице.

Быстрее, быстрее! Пока кто — то не пришел и не увидел, где я прячусь!

Он старательно оглядывался, пытаясь найти место, где бы спрятаться получше, как тут вдруг его голову пронзила мысль.

Что я делаю?

Что он делал? И он ли это делал? И тогда Андерс обхватил себя руками и тихо сказал сам себе:

— Все хорошо. Все хорошо, милая, все просто замечательно. Никакой опасности нет. Я не сержусь. И никто на тебя на сердится.

На самом деле? На самом деле никто ни на кого не сердится?

— Да, да. Конечно. Просто поверь мне. Это мотор был старый и глупый, он никак не хотел заводиться.

Нет, дальше про мотор не надо, иначе станет слишком грустно.

Нет, это не голос Майи слышал он внутри себя, это были его собственные мысли и чувства.

Господи, это сведет меня с ума. В море шумели волны, на улице дул сильный ветер. Где — то вдали слышались возмущенные женские голоса. Что там за люди, подумал Андерс. Сначала он хотел пойти и выяснить, но потом решил, что это совершенно не его дело.

Андерс взял себя в руки и пошел к дому Симона. В свое время тот сказал, что Андерс может брать его лодку в любое время — когда захочет. Теперь настала пора воспользоваться столь щедрым предложением. Теперь он точно знал, куда надо плыть.

На Думаре — всего семь детей. Все они учатся в школе — от первого до шестого класса. Семь детей, которые без пятнадцати восемь каждое утро стоят на пристани и ждут паром до Нотена. Они едут в школу. Взрослые и старшеклассники уезжают раньше, чтобы успеть в школу в Родманбю или на работу в Нортелье.

Несмотря на то что дети разного возраста — от Мортена до Эммы, которые ходят в первый класс, до Арвида из шестого — они очень дружат. Младшие всегда дожидаются старших, а затем они едут все вместе, и старшие присматривают, чтобы все было в порядке.

То же самое и в школе. Если какого — то маленького жителя Думаре дразнят или обижают в школе, старший друг непременно вступится за него.

Как бы то ни было, они одна компания, и они знали об этом. Их было семеро, и они были с Думаре.

Этим утром резко похолодало, и детей одели тепло. Эмма и Мортен шли в комбинезонах, Мария из пятого класса надела длинный шарф и вязаную шапку.

Арвид стоял, дрожа от холода. Он надел кожаную куртку своего деда. Его дед работал рыбаком и был равнодушен как к холоду, так и к теплу. Он доставал сеть голыми руками и тушил сигарету пальцами. Он умер от рака всего несколько месяцев назад. Арвид его очень любил и потому носил его куртку в любую погоду.

На пристани стояло шестеро детей. Седьмая до сих пор не подошла — София Бергвалль, дочь Ларса и Лины. В то утро она опоздала, хотя обычно всегда приходила вовремя.

Мария нетерпеливо поглядывала на дорогу. Хоть и на год моложе, София была лучшей подругой Марии с тех самых пор, как они ходили в садик. Мария скучала без Софии. Она повернулась в сторону моря и увидела, что паром приближается. Странно, София никогда раньше не опаздывала. Мария повернулась и увидела, что София спускается к пристани.