Бентли Литтл - Идущие

Это казалось фантазией, сном, но он слышал, что мормонам удалось создать для себя такое место, что их пророк провел их через песчаную пустыню в особое место, которое определил им их Бог, в место, где они смогли жить среди себе подобных и свободно устанавливать свои порядки.

Его народ может сделать то же самое. Не такая уж несбыточная мечта.

Но в эти дни их не так-то легко отыскать. Те, кого не убили, пустились в бега, скрываясь, подобно ему, среди дикой природы, либо продолжали жить среди обыкновенных обитателей поселений, храня в глубочайшей тайне свою истинную сущность.

Он снова бросил взгляд на знак:

КОЛДУНОВ – НА ВИСЕЛИЦУ

и повернул лошадь в обратную сторону. Он не ощутил какого-то особого предупреждения, идущего от городка, но кладбище и знак говорили сами за себя. Даже без определенного чувства он мог сказать, что это не тот город, который ему хочется посетить.

Пожалуй, лучше он вернется к подножию холмов и продолжит по ним путь на юг до тех пор, пока не окажется на достойном удалении от этого безымянного сообщества, а потом снова повернет на запад. Шкурки свои он сможет продать где-нибудь еще, в более крупном поселении, где гораздо меньше шансов обратить на себя пристальное внимание.

На всякий случай он накрыл себя защитным заклинанием и пустил лошадь в галоп в сторону холмов.

Набившие оскомину гимны через шепелявые динамики. Декорации, представляющие собой всего-навсего товары, продающиеся внутри магазинов, которые они украшают. Костлявый испанский Санта Клаус, пообщаться с которым дети могут только в том случае, если их родители заплатят за фотографию своих чад вместе с бородатым мошенником.

Майлс оцепенело стоял в центре бурлящей толпы. В этом году Рождество казалось ему дешевым и угнетающе бессмысленным событием, все ему сопутствующее – нарочитым и самодовольно материалистическим. Обычно его веселили традиционные уловки этого времени года, но сейчас он был не в состоянии ничему радоваться. Это напомнило ему Хэллоуин, главный праздник, который нувориши превратили в соревнование по покупкам.

Он тоже пришел в торговый пассаж за подарками. Но в данный момент понял, что покупать особенно нечего. Несколько мелких сувениров для коллег по работе, подарки сестре и ее семье. Вот и все. У него не было ни жены, ни подруги, никого особенно близкого, и хотя обычно он отмечал праздник с отцом, существовали большие шансы за то, что отцу не суждено встретить это Рожество.

Веселых вам праздников.

Майлс тяжело опустился на скамейку перед фронтоном универмага «Сирс», чувствуя на плечах огромную тяжесть.

Теперь он понял, почему люди стараются с головой уйти в работу. Это удерживает их от контакта с тягостными реальностями собственной жизни.

Клер была не из тех, кто оглядывается назад, кто мусолит ошибки прошлого. Как-то она сказал ему, что жизнь – это гонка, и единственное, что тебе остается, – это держаться, смотреть вперед и нестись до конца. А оглядываться назад и смотреть, где ты был и что делал – слишком больно. Самое лучшее – лететь дальше, радоваться каждому новому повороту, новому подъему, новому спуску, новому... чему угодно.

Он задумался, придерживается ли она до сих пор этой философии. Означает ли это, что она никогда не вспоминает о нем, стерла все воспоминания – хорошие или плохие – об их семейной жизни, о том времени, когда они были вместе?

Эта мысль повергла его в глубочайшее уныние.

С чувством опустошенности и отупения он скользил невидящим взглядом по предпраздничной толпе покупателей. Люди, мелькающие перед глазами, были практически неотличимы друг от друга в своем счастье, и он завидовал им.

Откинувшись на спинку скамейки под кирпичной стеной «Сирса», он смотрел на людскую суету. Постепенно из массы лиц выделилось одно – морщинистое лицо пожилой дамы, пристально и неотрывно смотревшей на него.

Майлс моргнул, застигнутый врасплох.

Женщина отделилась от толпы и направилась к его скамейке.

Встретившись с ней взглядом, он непроизвольно вздрогнул, по спине пробежал холодок. Что-то здесь было не то. Как частный сыщик, он привык иметь дело с фактами. Он не верил ни в интуицию, ни в экстрасенсорику и тому подобное, что нельзя было увидеть, услышать или зафиксировать. Но охватившее его предчувствие возникло не в результате осознанной мысли или решения. Оно было чисто интуитивным.

Пожилая дама, одетая в какие-то лохмотья, уже оказалась перед ним.

– Боб! – воскликнула она, широко улыбаясь.

Эффект был неприятным. Широкая улыбка как-то не соответствовала маленькому морщинистому лицу. Это напомнило ему что-то из детства. Он не мог вспомнить ничего конкретного за исключением того, что тогда ему было страшно. И сейчас по телу пробежал явственный холодок.

– Боб!

– Извините, – заставил себя улыбнуться Майлс. – Вы меня с кем-то спутали.

– Боб Хьюрдин!

Тут уже волосы встали дыбом. Это слишком.

– Кто вы? – спросил Майлс.

– Это же я, Боб! Ты меня знаешь!

– Я вас не знаю, и я не Боб. – Глубоко вздохнув, он выдавил из себя: – Я сын Боба, Майлс.

Она заговорщицки подалась вперед, едва не касаясь лицом его лица. Майлс почувствовал запах лекарств и зубного эликсира.

– Боб, она пришла и за строителями плотины. Не только за нами. – Женщина отступила, кивая собственным мыслям. Улыбка постепенно начала таять.

Старуха явно ненормальная. Либо старческий маразм, либо шизофрения. Очевидно, она действительно каким-то образом знала отца, и остатков мозгов еще хватило на то, чтобы увидеть семейное сходство, но во всем остальном она явно была далека от реальности.

Он встал, надеясь, что удастся просто извиниться и уйти, но при этом был готов и дать отпор, если потребуется.

– Прошу прощения, мне нужно идти.

– Не только за нами, Боб! – воскликнула женщина, хватая его за рукав. – За строителями плотины тоже!

– Я понял, – вежливо ответил Майлс. – Но мне действительно пора.

– Не дан ей тебя поймать. Боб! Не дай ей тебя поймать!

– Хорошо, – пообещал Майлс, высвобождая руку.

Он думал, что она последует за ним и будет дальше зудеть по поводу своих безумных идей, но она отпустила его и осталась стоять у скамейки перед «Сирсом», поэтому Майлс спешно двинулся к выходу, больше взбудораженный старой дамой, чем хотелось в этом признаться.

Темнота.

Тихие шепоты.

Майлс затаил дыхание и прислушался. Проснулся он лишь потому, что слишком много выпил на ночь глядя, и нестерпимо захотелось опорожниться. Обычно он не просыпался до утра. Он даже проспал два сильных землетрясения. Но сегодня его разбудил мочевой пузырь, и в обычно тихом доме он услышал шелестящие голоса.