Станислав Буркин - Русалка и зеленая ночь

Бросив водителю, чтобы тот сворачивал к Американскому посольству, Аркадий Эммануилович стал вновь искать пропажу среди живых.

… – Итак, доктор, если я правильно понял, вас интересует судьба вашей племянницы , – уточнил сотрудник посольства, но слово «племянница» прозвучало в его устах довольно игриво. – И потеряли вы оную племянницу тридцать лет назад во время гражданской войны.

– Именно так, – суетливо согласился Аркадий Эммануилович, стараясь не замечать иронию, протер лоб платком и вернул на место очки в тонкой овальной оправе. – Много лет тому назад до меня дошли слухи, будто ее видели в США.

– И когда, вы говорите, в последний раз слышали о ней?

– Это было, кажется, в двадцатых годах.

Если бы сотрудник не работал в столь представительном учреждении, как консульство, он наверняка присвистнул бы или даже употребил нецензурное словечко. Вместо этого он лишь неопределенно повел глазами и сказал:

– Ну, знаете, тридцать лет… Это было уже так давно… Как говорится, soyons logiques, tant pis… – если вдуматься, то увы… Все что угодно могло случиться, – сказал чиновник, положил ноги на стол и закурил, показывая этим, что дело, собственно, закончилось, и теперь он просто болтает. – Она могла уехать в другую страну, могла поселиться в подводных колониях или даже перебраться на какую-нибудь станцию в космосе…

– Да, да, конечно, могла! Но можно ли это как-то уточнить? Допустим, могла ли она осуществить свои планы через агентства вашей страны?

– Конечно, могла, – нагловато улыбнулся офисный джентльмен. – Но мы, знаете ли, не предоставляем подобных справок. Ведь в свободной стране люди, как и государства, имеют право на личные тайны. Попробуйте нанять частного детектива или обратитесь в киоск «Жди меня». Знаете, в прошлой передаче они одну старушку из могилы отрыли.

Доктор смотрел на сотрудника спокойно, но исподлобья, потом вздохнул, молча встал и, надев шляпу, холодно бросил:

– Спаси вас Господи.

– Да что вы, не за что… – отозвался тот.

– И действительно, за что вас спасать? – согласился доктор. – Ну, что ж, тогда – черт вас побери. До свидания.

– Удачи вам в поисках, хер доктор, – буднично сказал сотрудник и вернулся к экрану компьютера. – До встречи в аду, – добавил он уже себе под нос, когда дверью хлопнули.

Вечером, услышав звонок, Машенька отворила. Со словами «посторонись-ка, дочка» ее отпихнули к стене, и в квартиру ввалилась целая бригада рабочих в синих спецовках, с инструментами и стройматериалом в руках. Оказывается, это Данечка кое-что продал и на вырученные деньги заказал блестящий ремонт в захламленном Машином чулане.

Когда хозяйка пришла в себя, помещение для «невесты» было уже готово, и на верхний этаж была поднята мебель. Так как никакая кровать туда не влезла бы, для Русалочки было куплено подобное трону офисное кожаное кресло на колесиках с высоким подголовником и регулируемой спинкой. Ремонт закончился в тот же день, и в первом часу усталые Даня с Машей молча отправились спать – каждый в свое помещение.

Часа в три ночи Даня с одеялом в руках стоял перед кроватью Машеньки.

– Ой! – испугалась та спросонья. – Это ты, что ли? Чего пришел?

– Видите ли, Мария Владимировна, – для пущей важности произнося слова в нос и неестественно растягивая их, начал Данечка. – Мы, конечно, благодарны вам за оказанное гостеприимство, но все-таки, может быть, вы войдете в мое положение и пустите меня переночевать рядом с вами, ибо в покоях моей возлюбленной места для двоих маловато, да и прохладно там у вас…

Недовольно хрюкнув, Маша, пододвигаясь, попрыгала попкой по пружинистому матрацу. Не успел Даниил сомкнуть глаз, как соседка по постели пантерой набросилась на него и принялась страстно терзать. Восемь раз побывав на седьмом небе, взмокшая Маруся раскинулась на подушках, и так, насытившимся хищником, молвив: «Ублюдок», наконец, уснула.

… Пробудилась тигрица-отличница очень поздно и обнаружила деловито собирающегося Даниила в другом конце своей комнаты. Он поправил перед зеркалом галстук и проверил карманы плаща.

– Куда это ты намылился? – спросила сонная хозяюшка.

– Я, Мария Владимировна, к ювелиру пошел, – отстраненным голосом сказал Даня. – Пора нам с Русалочкой кольца заказывать. Кстати, меня сегодня не дожидайтесь, а к ужину идите сразу к доктору. Аркадий Эммануилович прислал сообщение, что просит нас всех к ужину. Наверняка он имеет к нам какое-то важное дело.

С этими надменными словами, ночной любовник и покинул Машеньку, оставив ее рыдать в подушку.

– Надо же, к ювелиру! Кху, кху, кху-у-у… А ты не мог сказать это раньше, перед тем как в постель ко мне залез? Тесно ему там, видите ли, и холодно! Конечно, мертвечина-то не греет, небось…

Блюмкин окончательно истерзался и запутался. Он на ползарплаты назвонился в Америку, ничего толком не узнал, и все еще продолжал маяться. Друзей он пригласил в надежде, что они вновь притащат покойницу или, по крайней мере, на словах разубедят его, что она и есть – его Любовь. Старое чувство, как правило, неплохо лечится через встречу с постаревшим объектом. Послушаешь, посмотришь, как чавкает морщинистый рот со вставной челюстью, да и успокоишься. Но эта-то осталась такой же прекрасной. И даже, кажется, стала еще прекраснее.

Поэтому доктор и потерял со вчерашнего вечера покой. То он хотел захватить ее, как Горлум – сцапать и прижать к себе напоследок «свою Прелесть». То, напротив, отрезвлял себя и твердил, что это вовсе не та девушка, да к тому же еще и мертвая. Но проходило несколько минут, и призрак некогда похищенной им Любушки настигал его вновь. Трижды он покидал такси, чтобы выпить в баре стаканчик. А потом заехал в Софийскую церковь и поставил там две свечки – одну за здравие своей Любушки, а другую за упокой данииловой Русалочки.

«Пойду на исповедь, – подумал бывший священник. – Ей богу, пойду на исповедь». И отправился к знакомому молодому батюшке.

– Доктор, да вы пьяны, – сказал ему тот у аналоя.

– Отец Георгий, голубчик, – сказал пожилой доктор, – я к вам не за тем, чтобы вы меня воспитывали, пришел, а на исповедь.

– Ну, что ж вот перед вами Крест, вот Евангелие, иже что утаите, грех сугуб.

– Скажите, отец Георгий, а вы когда-нибудь влюблялись? – вперился старик молодому служителю в глаза.

– Это вы должны свои грехи вспоминать и каяться, а не я, – парировал батюшка.

– Разве любовь – это грех? – скалясь, спросил доктор, так, будто отчитывал нерадивого сына.

– Есть любовь, а есть страсть и похоть, – сказал смущенный священник. – Сами, небось, знаете, дольше моего служили.

– Вот то-то же, – сказал доктор, – дольше твоего, батюшка. И знаешь, что я понял?