Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

— Он самый, загляденье, а не дом, — ответил тот, старательно заворачивая мои сигареты. — Рад был узнать, что там снова живут люди.

— У вас наберется дюжина таких открыток?

— Наверно, наберется.

Он стал выдвигать ящики, снимать коробки и в конце концов нашел с десяток открыток, не переставая при этом говорить:

— Может, вы и есть новый хозяин? Ну что ж, надеюсь, вы и молодая леди снова вернете дом к жизни. Последние владельцы были люди нехорошие. Убрались отсюда, задолжав деревне восемь фунтов Непутевые какие-то. Стали распускать дурные слухи про дом — видно, хотели оправдаться, что нарушают договор.

— Так вот, значит, откуда пошли все разговоры! Капитану Бруку, наверно, неприятно, — заметил я.

— И я так думаю! А кое-кто считает по-другому Но я-то уверен.

Он говорил запальчиво. Шорох бумаги на прилавке заставил меня обернуться.

— Ну а вы, мистер, не будьте так уверены' — сердито вмешался стоявший позади меня старик в допотопных гетрах и заляпанных грязью плисовых штанах, его кирпично-красное лицо исказилось от ярости. — Не слушайте его! А ты, Уилл Харди никакого права не имеешь оговаривать других, и я тебе об этом уже давно толкую. Постыдился бы, несешь про людей всякий вздор, а их тут нет, они за себя постоять не могут.

— Разве это вздор, — возразил Харди — что они сбежали из Биддлкоума, задолжав тут в каждой лавке!

— Не так уж много и задолжали, — парировал защитник Паркинсонов. Оба так и наскакивали друг на друга — хорошо, что их разделял прилавок. — И можно ли их винить, мистер? — воззвал ко мне сердитый старик. — Если они остались без копейки, отдав деньги за год вперед за дом, в котором добрым христианам житья не было?

— Видно они тебе хорошо заплатили, вот ты и веришь в их россказни, — ехидно вставил Харди — Сам поверил и другим рассказываешь.

— Брехня! — чумазый кулак стукнул по стойке. — Они заплатили мне за работу в саду, да за изгородь И заплатили, как положено, а в придачу еще днем давали хорошие харчи. Кроме заработанного, я ни одного пенни от них не получил.

— Да им просто надоел их дом! Никто из благородных к ним не ходил, вот им и было тошно одним, сидели там у себя на холме, как сычи, поневоле придумаешь причину, чтобы удрать. Только и всего, — невозмутимо объявил Харди с уверенностью, которая могла довести до белого каления.

Сердитый старик даже подпрыгнул от возмущения.

— Если они надумали сбежать, зачем было разделывать сад? Замыслили разбить сад всем на удивление, с цветущими кустами — чистый рай! Она-то — миссис Паркинсон любила этот дом без памяти. А капитан? Разве он не вернул им половину того, что они заплатили? И разве это не доказывает, что там дело нечисто?

— Это доказывает, что он честный человек, а они жулики, раз не постыдились взять деньги обратно.

— «Не место здесь для христиан», мне так еще их кухарка говорила. Слышите, мистер? Эта кухарка там в обморок упала, грохнулась, когда увидела белое лицо на лестнице, да и чего удивляться' Там же умерла миссис Мередит, вот ее жалко!

— Так ты берешь «Садовода-любителя»? Или не берешь? — решительно спросил Харди, все еще усмехаясь.

— Беру, хоть мне не слишком-то нужны эти любительские газетенки, — посчитал нужным объяснить мне садовник. — Вот тебе два пенса и прощай! А вы, мистер, не будьте так уверены. — С этими словами старик вышел из лавки.

— Ну что может поделать капитан с такими людьми, я вас спрашиваю? — обратился ко мне Харди.

— От таких историй хорошего ждать нечего! — ответил я довольно уныло, но моя точка зрения его не интересовала.

— Бедный капитан, — продолжал он. — Все нынче для него изменилось. Когда он жил здесь с дочкой, было чем гордиться. Имели все самое лучшее. Я, помню, выписывал ему табак из Лондона. Теперь обходится простым.

При мысли о таком падении старик, казалось, готов был зарыдать.

— Ну что ж, — заметил я, — наверно, вы правы насчет Паркинсонов и их вымыслов; будем, во всяком случае, на это надеяться.

Я оставил распоряжение насчет газет и направился к причалу.

Кухарка Паркинсонов с ее обмороками произвела на меня не больше впечатления, чем намеки миссис Роббинс, но и удовольствия не доставила. Когда-нибудь мы захотим сдать «Утес» на лето и отправиться в Ирландию или за границу; а из-за этих легенд арендная плата снизится. С другой стороны, подобные разговоры привели и к снижению цены для нас. И может быть, нам следует благодарить этих сплетников. Во всяком случае, Лиззи пока не пугается, а Памеле ничего не мерещится… Странно, но сестра почему-то ни разу не обмолвилась об этих историях. И что за разговоры о смерти миссис Мередит? Господи, да если несчастный старый капитан верит в эти слухи, тогда понятно отчего он так неохотно продавал дом.

Возле кафе громко переговаривались туристы На небольшой, вымощенной камнем базарной площади какой-то художник расставил мольберт и делал ничем не примечательные наброски с покосившихся домиков, пристани и лодок.

На маленькой площади все были заняты каждый своим делом, резко пахло чем-то соленым, слышались громкие возгласы. Внизу виднелось несколько очень старых домов. Цепями на столбиках площадь была отделена от порта и пристани, где выстроились мелкие суденышки всех видов. Воспользовавшись жарким днем, рыбаки растянули сети на просушку, и женщины из соседних домов принялись их чинить. До меня доносились громкие шутки, сливавшиеся в общий гул. Проходя мимо собравшихся, я ловил на себе любопытные взгляды, но тут же со мной поспешно раскланивались. Интересно, не захочет ли Макс Хиллард написать эту площадь? Было бы здорово заполучить сюда Макса. Конечно, в порту можно было слоняться часами, но день стоял жаркий, торопиться потом не хотелось, к тому же мне предстоял крутой подъем.

Подниматься пришлось по камням, и я обрадовался когда вышел на вересковую поляну, где гулял ветер, а добравшись до фермы, с удовольствием принял приглашение «зайти и отведать пахты в холодке».

Миссис Джессеп, маленькая, в морщинках, которых и столетней старушке было бы многовато, но подвижная и быстрая, как молодая женщина, внимательно посматривая на меня своими темными глазами, сновала между гостиной и кладовкой и упаковывала все, за чем я пришел Возрождение «Утеса» было настоящим событием для фермы, началом новой эры, и миссис Джессеп хотелось поговорить.

— Как хорошо снова иметь соседей, — с чувством сказала она, — да еще такую добрую, деликатную леди, как мисс Фицджералд. Расплачивается со мной регулярно каждую субботу, всегда вспомнит про каждую пинту, о которой я, бывает, и забуду. Не то что эти Паркинсоны, они позволяли своим огромным псам гонять овец и ни пенни не платили за наших овечек, когда те с перепугу падали со скалы. Может, оно и не по-христиански, но я благословляла тот день и час когда они уехали из «Утеса». А теперь молю Бога чтобы вы и мисс Фицджералд жили тут спокойно.