Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

Глаза Памелы округлились.

— Значит, это она… Вы запрещали зажигать свет в детской? — спросила моя сестра.

— Разумеется.

— И миссис Мередит соглашалась с этим?

— Мы всегда думали одинаково.

— Понятно.

Мисс Холлоуэй испытующе взглянула на Памелу, словно встревожилась, не слишком ли многое ей понятно. Она ловко старалась обвести нас вокруг пальца, рассказывая только то, что желала нам внушить, — ни больше ни меньше. И время у нее было рассчитано великолепно. Я заметил, как удовлетворенно блеснули ее глаза, когда она взглянула на часы, — скоро у нас не останется ни минуты, и ей удастся избежать дальнейших вопросов, чего она и добивалась. Эта женщина отличалась умом и стальной волей.

— И все-таки, — вступил в разговор я, пытаясь ускорить течение беседы, — Мери не отослала Кармел?

— Мистер Мередит был против. «Мне нужно только три дня, — просил он Мери, — потерпи ее еще три дня, и я даю тебе слово, что больше ты ее никогда не увидишь». Помню, как он при этом улыбался. И ведь добился чего хотел. Из-за его упрямства и погибла Мери.

Что-что, а ненавидеть мисс Холлоуэй умела.

— Пожалуйста, расскажите об ее последнем дне, — без обиняков попросил я.

— Я как раз и собираюсь. — Ровный сдержанный тон мисс Холлоуэй сам по себе являлся упреком. Мне стало не по себе, когда я подумал, каково было маленькой Стелле расти под этим холодным взглядом.

— Именно из-за него Мери погибла, — повторила наша собеседница. — Он довел Кармел до исступления и сделал это нарочно. В тот день у него было отвратительное настроение, с ним такое случалось. С утра над «Утесом» бушевал ветер, а мистер Мередит не выносил непогоды. Он мечтал жить в Испании. Вечером он вышел из мастерской и сказал Мери, что теперь Кармел может уезжать. Он кончит портрет без нее. Потом засмеялся и предложил жене: «Зайди, посмотри на картину». Мери пошла в мастерскую, а я осталась читать в ее комнате. Это был час, предназначенный для наших занятий. Стеллу я только что уложила. Помню, меня одолевали тяжелые предчувствия и я объясняла это тем, что небо покрылось низкими черными тучами. Я отложила книгу, так как не в силах была читать и старалась предаться спокойным размышлениям. Через несколько минут я услышала, что Мери зовет в мастерскую Кармел. Потом раздался страшный вопль, Кармел выбежала из мастерской и, рыдая, как безумная, бросилась вниз по лестнице. Мери вернулась ко мне. Она была бледна. Я-то привыкла к истерикам Кармел, а у Мери сердце было чересчур чувствительное.

Мисс Холлоуэй замолчала, глаза ее наполнились слезами, но дальше этого дело не пошло. По дому разнесся мелодичный звон — нечто вроде гонга. Наша собеседница выразительно посмотрела на часы, они показывали без двадцати семь — отведенное нам время истекло. Звон раздался снова, повторился еще, и наконец нежные звуки замерли.

Мисс Холлоуэй тихим голосом неспешно закончила свой рассказ:

— Я полагала, что Кармел убежала в столовую, но Мери сообразила, что она кинулась в детскую. И Мери, — голос рассказчицы исполнился трагизма, — спустилась туда. Я услышала крики Кармел и тоже поспешила в детскую. Кармел стояла у кроватки Стеллы. Она наступала на Мери, как разъяренная тигрица. На Мери, которая всегда была ее ангелом-хранителем! Они говорили по-испански. Могу только догадываться, какие дикие упреки выкрикивала Кармел. Мери была похожа на карающего ангела, высокая, светлая, и глаза у нее пылали голубым огнем. Она не позволяла себе поднять голос, но слова ее разили, как кинжал. Кармел закрыла лицо руками и с воплем бросилась к окну, распахнув его, она устремилась к обрыву — и Мери побежала за ней.

Стелла испугалась и цеплялась за меня, но я высвободилась и тоже выбежала из комнаты. Мне кажется, Кармел нас разыгрывала. Я увидела, как на самом краю скалы она схватилась за дерево и остановилась. Она была в черном, и дерево казалось черным — так и вижу, как они качаются вместе над самым обрывом. А потом я увидела Мери — она кинулась к Кармел, вскрикнула, потянулась к ветке… и…

Мисс Холлоуэй замолчала, с сомнением посмотрела в глаза Памеле, потом мне и медленно произнесла, всем своим видом показывая, что говорит против воли:

— Поскольку меня просит отец Энсон, я скажу вам то, чего не говорила никому, кроме него: когда Мери была на краю скалы, я увидела, как черная рука размахнулась и ударила ее по голове. Не успев вскрикнуть, Мери полетела вниз.

Мисс Холлоуэй закрыла глаза, с минуту сидела молча, борясь с обуревавшими ее чувствами, потом взглянула на нас и поднялась.

Встали и мы.

— А Кармел? — спросил я.

— Кармел умерла через несколько дней у меня на руках. Я выхаживала ее день и ночь, но когда ее принесли ко мне, она уже была полуживая. Конец наступил внезапно, правда я никаких надежд и не питала. Ну а теперь мне пора. По вечерам мои пациентки слушают музыку. Это основа нашей системы исцеления. Я постаралась сделать все, о чем просил отец Энсон, скажите ему об этом, пожалуйста. Полагаю, — добавила она внушительно, — мне удалось разъяснить вам, что, если в «Утесе» и бродит какой-то неприкаянный дух, это не Мери. А теперь я должна проститься с вами.

Мы поблагодарили мисс Холлоуэй, она нажала кнопку звонка и вышла из комнаты. Появилась горничная, которая проводила нас до дверей.

— Занавес! — сказал я, заводя двигатель. Так и чувствовалось, что пора разразиться аплодисментам. — Ну, что ты почерпнула из этого спектакля?

— То, для чего он и был разыгран, — устало ответила Памела. — В доме рыдает Кармел.

— Ужас, как я устала, — вздохнула Памела, когда мы, петляя, спускались с холма. — Хоть ложись и умирай.

Утомился и я. Хорошо срежиссированный спектакль, разыгранный мисс Холлоуэй, ее железная хватка и фанатичные страсти, которым она давала выплеснуться наружу, когда находила это уместным, притупили псе мои чувства. У меня было такое ощущение, словно меня долго били по голове. Только когда мы с Памелой, добравшись до гостиницы, выпили по мартини и принялись за еду, к нам вернулись силы, и мы начали разговаривать.

А и гостинице нас ждали красные гвоздики с запиской от Питера. Они с Уэнди были «до смерти рады», что скоро с нами увидятся, и звали нас после спектакля к себе за кулисы, где мы сможем отпраздновать встречу. Я сразу воодушевился, представив себе, как буду рассказывать этой парочке о моей пьесе.

— Ну как? Тебе получше? — спросил я Памелу.

— Немного, Родди! Что ей надо? Я имею в виду Кармел. Чего она добивается? Разве что, — ядовито добавила она, — чтобы эту Холлоуэй повесили?

— Тут я целиком на ее стороне, — объявил я.

Памела рассмеялась:

— Ага, ты ее уже невзлюбил?

— Кошмарная женщина!