Август Монтегю Саммерс - Вампиры в верованиях и легендах

«Лет пятнадцать назад в Амерешти к северу от Должа умерла одна старуха, мать крестьянина по имени Дину Георгица. Через несколько месяцев стали один за другим умирать дети ее старшего сына, а потом и младшего. Сыновья встревожились, однажды ночью выкопали ее из могилы, разрубили тело надвое и снова захоронили. Но смерти не прекратились. Они выкопали ее во второй раз. И что же они увидели? Тело оказалось целым и без единой раны. Это было великое чудо. Они отнесли тело матери в лес и положили под большим деревом в глухой чаще. Там они вскрыли его, вынули ее сердце, из которого потекла кровь, разрезали его на четыре части, положили на горячие угли и сожгли. Они взяли золу и дали ее детям, чтобы они выпили ее вместе с водой. Тело они бросили в костер, сожгли и пепел похоронили. И тогда смерти прекратились».

«Лет двадцать или тридцать назад в Кушмире на юге Мехединци умер один калека, холостяк. Спустя недолгое время стали умирать или заболевать его родственники. Они жаловались на то, что у них начинают сохнуть ноги. Это случилось в нескольких местах. Что бы это могло быть? „Наверное, виноват калека. Давайте его выкопаем“. И однажды субботней ночью они выкопали его и увидели, что он весь красный и лежит в уголке могилы. Люди разрубили его и приняли обычные меры: вынули из тела сердце и печень, сожгли их на раскаленных углях и дали пепел его сестре и другим родственникам, которые были больны. Они запили пепел водой и выздоровели».

«В Кушмире еще в одной семье стали часто умирать люди, и подозрение пало на одного старика, который умер уже давно. Когда его выкопали, люди увидели, что он сидит по-турецки, а сам красный, как огонь, ведь он сожрал почти всех молодых, сильных мужчин этой семьи. Когда люди попытались достать его из могилы, он сопротивлялся, отвратительный и ужасный. Его несколько раз ударили топором и вытащили из могилы, но не смогли разрезать ножом. Тогда люди взяли косу и топор, вырезали у старика сердце и печень, сожгли их, а пепел дали больным выпить с водой. Те выпили и выздоровели. Старика похоронили заново, и смерти прекратились».

«В Вегилешти, Мехединци, жил-был крестьянин Димитриу Вайдеану, родом из Трансильвании, который женился в Вегилешти и там поселился. Его дети умирали один за другим. Семь детей умерли в возрасте нескольких месяцев, умерли и несколько более старших детей. Люди стали думать, что могло быть причиной этого. Они собрались на совет и решили ночью повести белую лошадь на кладбище и посмотреть, сможет ли она перешагнуть через могилы родственников его жены. Так они и сделали, и лошадь перепрыгнула через все могилы, пока не дошла до могилы его тещи Джоаны Марты, которая была известной ведьмой. Тут лошадь встала, стала бить копытами землю, ржать и храпеть и не смогла переступить через могилу. Возможно, в ней было что-то нечестивое. Ночью Димитриу с сыном взяли свечи и пошли раскапывать могилу. При виде того, что предстало перед их взорами, их охватил ужас. Женщина сидела по-турецки, длинные волосы свисали на лицо, вся ее кожа была красной, а ногти на руках — устрашающе длинными. Они собрали хворост, щепки и обломки старых крестов, полили Джоану Марту вином, подложили соломы и подожгли все это вместе. Потом они заровняли землю лопатой и пошли домой».

Увеличить количество подобных крестьянских рассказов и легенд на территории Восточной Европы было бы нетрудно, но это излишне. Неплохо было бы рассмотреть более серьезную сторону этих преданий, так что следующий рассказ о верованиях болгар в изложении С. Клера и Брофи («Двенадцатилетнее исследование восточного вопроса в Болгарии») будет здесь к месту.

«Гораздо более любопытным суеверием в Болгарии является вера в вампиров, распространенная во всех славянских странах, но особенно отталкивающие вампиры лишь в этих краях. В Далмации и Албании, откуда это суеверие было впервые завезено в Европу и которые вследствие этого стали считаться — хоть и ошибочно — его родиной, вампир был поэтически приукрашен и стал просто театральной фигурой в мишуре современной фантазии. Молодой человек из Далмации, который получает после исповеди святое причастие, будто бы готовясь к смерти, и втыкает освященный кинжал в сердце вампира, лежащего в могиле, и сверхъестественно красивый вампир, который высасывает жизненные силы у спящих девушек, никогда не существовали в воображении людей, а были придуманы или, по крайней мере, приукрашены сочинителями средневековых романов сенсуальной (чувственной) школы.

Когда эта искусственная поэзия, рожденная из пепла вымершего народа, из которой цивилизация собрала свой урожай, заменяет грубую, суровую, даже ужасную поэзию, являющуюся результатом простой храбрости или страха молодого и сильного человечества, легенды и верования становятся слабыми, сомнительными и театральными. Так в балладе, являющейся якобы древней, мы узнаем подделку по плавности и четкости ее ритма. И когда в суевериях от природы необразованного и грубого народа прослеживаются следы религии или сентиментальности, мы видим убийственную руку церкви или поэта.

В Далмации вампир в наши дни не более чем тень, в которую никто не верит или делает вид, что верит. Точно так же шотландский волонтер в Лондоне будет уверять вас в том, что он твердо верит в водяного и домового, в произведениях сэра Вальтера Скотта, или попытается убедить вас в том, что он носит килт, потому что он так решил, а не для эффекта. Между обычным вампиром и истинным ужасом из славянского суеверия лежит такая разница, как между вождем горцев, который выбил ногой снежный ком из-под головы своего сына, упрекая его в английской изнеженности, которая проявилась в необходимости положить под голову подушку, и спортсменом-кокни в килте, который убивает из ружья ручного оленя в загоне.

В Польше римское католическое духовенство захватило власть над этим суеверием как средством ведения войны с величайшим врагом церкви, и здесь вампир всего лишь труп, которым овладел злой дух, а не настоящий вампир древних славян. В Болгарии мы видим зверя в своей изначальной и отвратительной форме; это уже не мертвое тело, в котором поселился демон, а душа, восставшая против неизбежности закона телесной смерти. Далматский кинжал, благословленный на алтаре, здесь бессилен, его заменяет снадобье, полученное у ведьмы или какой-то другой мудрой женщины, которая обнаруживает вампира по отверстию в его могиле или каменной плите, укрывающей его, и затыкает его человеческими экскрементами (его излюбленная еда), смешанными с ядовитыми травами.

Теперь мы приведем неизмененные болгарские суеверия, просто предварительно заметив, что нам следует хорошо с ними ознакомиться, поскольку слугой нашим является сын известного вампира, который несет епитимью во время настоящего Великого поста, отказавшись от курения, вина или спиртных напитков, чтобы искупить грехи своего отца и не допустить унаследования им самим этой склонности.