Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки

Надгробных камней было много. Очень много. Я где-то слышал, что со смертью старика сгорает целая библиотека его знаний. В «Журнале», выходящем в Адамс-Вэлли, о Дэви Рэе написали в некрологе, что он погиб в результате несчастного случая на охоте. Там говорилось также, кем были его родители, что у него остался младший братишка Энди и что его семья принадлежит к пресвитерианской общине Юнион-Тауна. В заключение сообщалось, что похороны Дэви состоятся в половине одиннадцатого утра. Я был потрясен, как много о Дэви Рэе осталось не сказано. Ни слова не говорилось о морщинках, которые появлялись в уголках его глаз, когда он смеялся, или о том, как язвительно кривился его рот, когда он собирался сказать очередную колкость в адрес Бена. Там ничего не было написано о том, как оживленно блестели его глаза, когда он находил новую, неисследованную лесную тропинку, как он прикусывал нижнюю губу, собираясь сильно швырнуть бейсбольный мяч. В некрологе о нем говорилось скупо и сухо, там не было ни капельки настоящего Дэви Рэя. Шагая среди могил, я размышлял об этой несправедливости. Сколько удивительных историй здесь похоронено и забыто! Сколько старых библиотек сожжено и развеяно по ветру, сколько новых, едва начинавших складываться! Все это богатство теперь было навеки утеряно. Жаль, что нет на свете места наподобие кинозала, куда можно было бы прийти и, выбрав из миллионов имен нужное, нажать кнопку и, глядя на появившееся на экране лицо, услышать всю историю этого человека, рассказанную им самим.

Это стало бы замечательным памятником для ушедших поколений: можно было бы слушать голоса тех, кто умолк навеки сотни лет назад. Когда я думал об этих навсегда смолкнувших голосах, мне пришло в голову, что мы расточительное поколение. Мы отказались от прошлого, обеднив тем самым свое будущее.

Так я добрался до могилы Дэви Рэя. Надгробия еще не было, на голой земле лежал лишь плоский камень, отмечавший место захоронения. Дэви лежал не на вершине холма и не у его подножия, а посередине. Я присел возле могильного камня, стараясь не наступить на невысокий холмик, который скоро наверняка размоют дожди и сгладит грядущая весна. Сидя под холодной серповидной луной, я глядел в темноту. Я знал, что днем, когда взойдет солнце, отсюда откроется отличный вид на весь Зефир и на холмы за городком. Отсюда будет виден мост с горгульями и река Текумсе. Можно будет смотреть на мост через реку, на железную дорогу, петляющую среди холмов и уходящую от Зефира к большим городам. Вид открывался прекрасный, только некому было им наслаждаться. Отчего-то я сильно сомневался, что для Дэви Рэя сейчас сколько-нибудь важно, какой вид открывается от его могилы — на город и холмы или на болотистую низину. Подобное может иметь значение разве что для нас, скорбящих, но не для тех, кто уже упокоился.

— Господи, — проговорил я. Изо рта вырвалось облачко пара. — Чего только не лезет в голову!

Ждал ли я, что Дэви Рэй мне ответит? Нет, конечно. Поэтому тишина нисколько не расстроила меня.

— Не знаю, где сейчас ты, во тьме или на небесах, — продолжал я. — Что хорошего в этих небесах, если там нет мелких невзгод, которые есть на земле. Наверно, там ощущаешь себя как в церкви. Хорошо ходить туда на часок по воскресеньям, но обретаться там вечно я бы не хотел. И темнота мне тоже совсем не нравится. Вечное ничто. Все, о чем ты думал, во что верил, уходит безвозвратно, пропадает, словно рябь на поверхности озера, которой даже никто не видит.

Подтянув колени к груди, я обхватил их руками.

— Там нет ни голоса, чтобы говорить, ни глаз, которыми можно смотреть, ни ушей — ничего нет. Для чего тогда мы рождались на свет, скажи мне, Дэви Рэй?

И снова ответом мне было молчание.

— Не понимаю я эту веру, совсем не понимаю, — сказал я. — Мама считает, что я обязательно должен верить. Преподобный Ловой тоже так считает. Но во что мне верить, Дэви Рэй, если там ничего нет? Выходит, верить — это все равно что разговаривать по телефону, когда на другом конце линии никого нет, но ты не узнаешь, что там никого нет, пока не задашь вопрос, а ответа не получишь. Жить, всю жизнь разговаривая с пустотой, — разве это не безумие, а, Дэви?

Тут я осознал, что именно этим и занимаюсь сию минуту — болтаю с пустотой. Но меня утешало, что Дэви Рэй здесь, рядом со мной. Сдвинувшись чуть в сторону, туда где пожухлая трава уцелела от острых лопат, я откинулся на спину и лег. Я смотрел вверх, на небосвод, усыпанный звездами, ощущая благоговейный восторг.

— Посмотри на это небо, — сказал я. — Только посмотри. Вид у него такой, словно Демон высморкалась на кусок черного бархата.

Я улыбнулся, решив, что Дэви наверняка оценил бы мою шутку.

— Нет, в самом деле, — продолжал я, — оттуда, где ты находишься, тебе видно небо или нет?

В ответ — молчание. Молчание и тишина.

Я сложил руки на груди. Прижимаясь спиной к земле, я почти не чувствовал холода. Моя голова лежала рядом с головой Дэви Рэя.

— Сегодня меня выпороли, — признался я. — Отец снял с меня три шкуры. Может, я это и заслужил. Но почему Луженой Глотке все сошло с рук? Разве она не заслужила такой же порки? Почему никто и никогда не слушает детей, даже когда им есть что сказать?

Я вздохнул, пар от моего дыхания поднялся в небо к созвездию Козерога.

— Мне велели извиниться перед ней в письменной форме, Дэви Рэй, но мне не в чем извиняться. Я просто не могу это сделать, и никто не сможет меня заставить. Может быть, я и не прав, но только наполовину, а взрослые взвалили на меня всю вину. Я не могу и не хочу извиняться! Что мне делать, Дэви?

И тогда я услышал ответ.

Но это был не урезонивавший меня голос Дэви Рэя.

То был свисток товарного состава, донесшийся до меня откуда-то издалека.

Я приподнялся и сел. Вдали, между холмами, я увидел свет локомотива, который, петляя, как падающая звезда, держал курс на Зефир. Я наблюдал, как приближается поезд.

Перед мостом через Текумсе поезд обязательно притормозит. Так бывает всегда. А через мост товарняк пройдет и вовсе медленно, заставляя скрипеть и дребезжать балки и фермы старой конструкции.

Так что перед мостом, если у кого-то есть желание, вполне можно успеть вскочить в открытую дверь какою-нибудь вагона.

Только удобный момент для этого долго не продлится. Товарняк постепенно наберет скорость, а добравшись до противоположной окраины Зефира, снова помчится во весь дух.

— Не могу я писать извинения, Дэви Рэй, — тихо проговорил я. — Ни завтра, ни послезавтра. Никогда. В школу тогда дорога мне будет закрыта, как ты полагаешь?

В ответ Дэви не высказал своего мнения, не дал совета. Мне предстояло решать все самому.

— Что, если я отправлюсь в путешествие ненадолго? Дня на два-три? Просто чтобы дать им понять, что я лучше сбегу из дома, чем стану извиняться перед Луженой Глоткой? Может, тогда они наконец прислушаются ко мне, как ты думаешь?