Аждар Улдуз - Сейд. Джихад крещеного убийцы

На площади уже собирались воины – крестоносцы, воители Гроба Господня, радетели веры, увешанные смертоносным оружием. Германцы с пристроенными за поясом моргенштернами, французы с алебардами, британцы с длинными луками в человеческий рост... Все явились за благословением Папы, чтобы с чистым сердцем нарушить заповедь – не убий!

Площадь шумела, звенела, ржала, и даже выход понтифика не очень-то убавил этот шум. Благословение – не помет воробьиный, но и не свист болта арбалетного, прислушиваться к нему не то чтобы важно... тем паче, что по-латыни не всяк разумеет, а по-человечьи Папа и говорить не станет... Мордой не вышло воинство крестовое, языком же и вовсе не союзно.

Понтифик говорит, капитаны слушают, лошади ржут, и только трое монахов в доспехах и белых плащах, с суровыми лицами, тяжело смотрят в сторону понтифика, и нет у них во взгляде ни благоговения перед Наместником Петра, ни уважения к словам его. Они знают, КТО перед ними. И они пришли сюда, чтобы попытаться защитить... Защитить Христианство – от Церкви.

Уже через день лишь один из этих троих направится на юг, в Палермо, чтобы далее последовать в Иерусалим. Из оставшихся в Риме двоих тамплиеров первого схватят церковные шпионы. Наутро труп его обнаружится у дверей траттории, где обычно останавливаются рыцари-храмовники, прибывая в негостеприимный для себя Рим. У мертвеца будут вырезаны глаза, уши, и язык. Второй, понимая, что же на самом деле происходит, и следуя предварительным поручениям Магистра Восточного Крыла, во весь опор помчится предупреждать Верховного Магистра Ордена, в Париж... Но будет уже поздно. В этой схватке победит Рим.

Тонким узором тянутся по пергаменту письмена. Грубой силой значится смысл их, ибо пора заканчивать индийскую игру, зашедшую в тупик недомыслия, и разбросать нефритовые фигурки по инкрустированной слоновой костью доске... Пора разрубать гордиев узел, завязанный на Востоке по недомыслию предшественников – сплелись интересы французской короны, испанских амбиций, папской власти, германской силы, сарацинской хитрости, египетского богатства... В середине узла, запутавшийся, как муха в паучьем коконе, – король Иерусалимский. Концы узлов теряются – от Каира и до Рима... Воистину – гордиев узел, но нет второго Александра у крестоносцев, Львиное же Сердце не оправдал надежд, увяз в благородных игрищах со Львом Пустыни... Остры мечи у двух львов, да только не рубят они узел этот, но еще больше запутывают его.

Тонким узором – вязь арабского письма, послание тому, кто был главным врагом, но станет лучшим союзником. Скорпион должен ужалить самого себя, и быть разрубленным узлу на Востоке не мечом крестоносца, но отравленным кинжалом гашишшина. Так решил понтифик, после того, как получил донос от своих шпионов из Франции. Там – сердце Западного Крыла Ордена Храмовников, и оттуда тянется ядовитый аспид к сердцу католицизма, желая ослабить и даже – убить! Наместника Петра – убить! За такое причитается кара... страшная кара! Орден надо уничтожить!

Но он силен, он слишком разбогател, и источник силы его – там, на Востоке. Восточное Крыло Ордена Тамплиеров сегодня контролирует армию и торговлю, управляет королем Иерусалимским и дружит со Львом Пустыни. Виновен во всем этом Магистр Восточного Крыла, тот, кого именуют Первым Мечом Тампля, бывший шут короля Франции и личный друг Салах-ад-Дина. Но у этого человека есть враг! Личный враг! Старец с горы Аламут, тот, кто воспитывает и выпускает в мир самых страшных убийц известного христианам мира – гашишшинов. Их еще называют исмаилитами – секта, которая могла бы стать врагом самому Льву Пустыни, ибо он суннит!

Понтифик поднаторел за последнее время в интригах и разногласиях среди мусульман, и проводником в этом, когда-то совершено чужом для него мире, стал его секретарь. Темный, как сумерки над Римом, с глазами, подобными иберийским оливам, сын эмира Гранады, отрекшийся от веры отца и принявший крещение ради любви к христианке, он попал к понтифику воистину не случайно, но по воле Господней! Десять лет назад он явился в Рим, дабы получить благословение Папы, и был еще раз крещен в купели Латерана. Понтифик оставил его у себя, сделал секретарем, и этот сарацинский юноша был лишь рад – в Испании общество христиан, воюющих с его отцом, всё равно не приняло бы его к себе, ибо он стал чужим для своих, за попытку стать своим среди чужих. Папа поселил его с женой в Риме и старался не отпускать от себя надолго. Разве что для некоторых особых миссий он пару раз направлял своего секретаря в Святую Землю и в Византию. Благодаря этому юному сарацину-выкресту он прознал многое о своих врагах на Востоке. И теперь, с его помощью, писал письмо тому, кто был его врагом... но станет союзником. Потому что у них есть общий враг – Магистр Восточного Крыла Ордена Тамплиеров!

«Если шуты подаются в монахи, почему бы убийцам не податься в шуты!» – подумал он и настроил треснутую лютню. Лютня дребезжала, звуча плохим настроением, как и тот, кто пытался играть на ней. Наверное, потому, что и инструмент, и его владелец пострадали от одного и того же – боли. У музыканта болел зуб. Зуб сломался три дня назад, не выдержав столкновения с латной рукавицей очередного воителя за Гроб Господень... тогда же треснула и лютня... Инструменты, особенно музыкальные, тоже ведь умеют чувствовать боль. Однако, похоже, ныне Магистра мало волнуют состояние что лютни, что своего единственного... последнего оставшегося в живых шпиона и телохранителя.

Впрочем, после того как месяц назад Магистр вернулся из Европы, он всё время задумчив, и грустны его мысли. Магистр был в Риме. Магистр видел Папу. После чего мчался, спешил обратно в Иерусалим, чтобы опередить армию, которую на его глазах Папа благословил на новый крестовый поход. Ему чинили препоны, влияние же Западного Крыла Ордена Храмовников в Европе ослабло настолько, что помочь магистру не мог уже никто. Потому и удалось ему опередить крестоносцев лишь на один месяц. Месяц – это мало, особенно здесь, на Востоке, где никто и никуда не привык торопиться. Сенешаль, под давлением рыцарей и своего больного брата, вышел в поход на Салах-ад-Дина, чтобы погубить в песках последних защитников города. Он сделал это, пользуясь тем, что Магистр в отъезде, иначе глава храмовников не позволил бы ему совершить этой роковой ошибки. И предупредить самого Салах-ад-Дина... Так и вышло, что в Иерусалиме оказались не готовы, когда армия крестоносцев встала лагерем под стенами города. Сначала совет из рыцарей, возглавляющий армию, потребовал у короля Иерусалимского сдать город под власть Рима, как того требовал Папа в своем письме. Помутившийся рассудок короля отвергал саму мысль о том, что его брат, единственный, возможно, на всем белом свете человек, отнесшийся к нему с любовью, несмотря на годы, разделявшие их, погиб. Отверг он и предложение рыцарей. И тогда они объявили, что король УЖЕ мертв... и городом управляют сарацины. Архиепископ Иерусалимский отправился с ними вести переговоры... и остался там. Во время одной из своих вылазок в лагерь Сейд узнал – ему предоставили выбирать между смертью и пособничеством воинству, явившемуся грабить город. Показали письмо Папы... И служитель Бога, велевшего – «не убий», согласился. И даже обратился из-за стен к горожанам из христиан, требуя распахнуть городские ворота и не сопротивляться пришедшим из-за моря, чтобы грабить их дома. В ответ паства расстреляла его из луков, чему наверняка обрадовался прибывший с крестоносцами капеллан, ибо согласно папскому письму именно ему предстояло стать новым архиепископом Иерусалима, и он уже подумывал о том, чтобы отравить «брата во Христе»... Это случилось вчера.