Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)

Тогда я не чувствовал горечи ваших слов, принц. Конечно, у нас в Венеции есть верховный властитель — мы зовем его дожем, но дож и его совет выбраны из нашей среды, это наша плоть и кровь, мы — это он. Мы все правим, каждый член двадцати семей республики — соправитель. Понятно, тут нечем гордиться, экая честь — быть сотой долей суверена. Сие сказано, чтобы вы, монсеньер, знали: я не учился искусству проглатывать свои мысли. Я могу неудачно выразиться, но всегда отвечаю за свои слова. Будучи вашим другом, я говорю и действую соответственно, надеюсь, вы в этом убедились.

Принц Александр крепко пожал его руку.

— Конечно, маркиз. И потому прошу объяснить ваше недоверие.

Чивителла поморщился.

— Как вам сказать? Это всего лишь смутное, непонятное ощущение. Видите ли, мне нравится юнкер и я боюсь за него. Потому и прошу: не посылайте его, пошлите лучше меня. Даю слово, монсеньер, исполнить любое поручение доктора.

Принц повернулся у Цедвицу.

— Вы согласны с маркизом, юнкер?

— Нет, сиятельный принц. Я должен пойти сам.

Он поклонился и вышел.

Чивителла вздрогнул и снова обратился к принцу:

— Монсеньер, разрешите мне уехать.

— Как вас понимать, маркиз? Вы знаете мои планы и знаете, сколь я нуждаюсь в своих друзьях.

— Я ваш друг и не собираюсь дезертировать: мое состояние и моя жизнь в вашем распоряжении. Готов помогать вам всячески, но только на свой лад. Если вы разрешите, принц, говорить и действовать в ваших интересах, правда, в силу собственного разумения — тогда я охотно останусь.

— Даю разрешение, маркиз, — засмеялся принц, — раз и навсегда!

— Даже если мои поступки будут неугодны вашему советчику?

Принц снова засмеялся.

— Даже тогда. Но поверьте, маркиз, у вас мало шансов против его воли. Подумайте, как я боролся против него, — и все же он меня победил. Победил не ради себя, но ради меня самого. Настанет день, когда вы согласитесь со мной.

— Когда такое случится, сиятельный принц, я признаюсь честно, как Савл, обращенный в Павла.

Маркиз поклонился и вышел.

В коридоре он встретил юнкера фон Цедвица, взял под руку и повел в свою комнату. Юнкер был очень бледен. Маркиз усадил его в кресло.

— Что с вами, юнкер? Что он вам сказал?

Цедвиц едва мог говорить. Чивителла налил воды и тот выпил залпом. Наконец, произнес:

— Он назвал убийцу моего отца.

Не выдержал и заплакал. Чивителла погладил его руку, пытаясь успокоить.

— Рассказывайте, юнкер.

Юнкер мучительным усилием овладел собой и начал:

— Восьмилетним мальчиком я жил здесь, в резиденции, со своими родителями. Отец служил капитаном и камергером при нашем дворе, мать, по общему признанию, была красивейшей женщиной в городе.

При воспоминании о матери он снова не сдержался и всхлипнул.

Маркиз мягко проговорил:

— Конечно, она была красавицей. Это вам досталось по наследству, юнкер.

— О, лучше бы ей быть безобразной, как тьма кромешная! — воскликнул Цедвиц сквозь слезы. — И пусть бы я унаследовал безобразие! Ведь ее красота стала причиной всех несчастий. Однажды отца принесли домой — окровавленного. Дуэль. Моя мать кинулась к нему, я сбежал по лестнице, первое, что увидел, — яркую рану на левом виске. Я приник к отцу вместе с матерью, на наши руки стекала его кровь. Потом мне, еще ребенку, мать все рассказала. Один человек, добрый друг отца, стал тайком преследовать ее. Она пыталась избавиться от него, остерегаясь что-либо сообщить мужу, ибо знала его бурный темперамент. Она чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы справиться с назойливым обожателем, высмеивала его, но лишь наедине, стараясь избежать скандала, который стоил бы любимому супругу карьеры и достоинства. И вдруг произошло нечто ужасное. Мать порой страдала головной болью и принимала порошок, так вот, в этот порошок слуга, подкупленный соблазнителем, подмешал сильное снотворное. Отец был за пределами страны, выполняя поручение двора; ночью подкупленный негодяй впустил соблазнителя в дом, в спальню матери. На другое утро она проснулась с трудом, словно после кошмарного сна, нисколько не подозревая о случившемся ночью. Через некоторое время поняла, что беременна. Соблазнитель не оставлял ее в покое. Когда она вконец потеряла терпение и решительно указала ему на дверь, он цинично расхохотался и рассказал, что произошло. Ужасное известие потрясло мать, она слегла — в таком состоянии и застал ее мой отец. Пришлось сообщить ему все. Он допросил слугу, — тот поначалу изворачивался, но признался, в конце концов. Отец, яростный, неистовый поскакал на поиски оскорбителя. Следующим утром он дрался на дуэли с лучшим стрелком страны. Это все рассказала мать, хотя я тогда понял не так уж много. Только соблазнителя не могла или не хотела назвать: когда она думала о нем, ее пронизывало непреодолимое отвращение, губы словно отказывались произнести презренное имя. Вскоре она умерла. Мне сказали, причиной смерти стала жестокая лихорадка; ныне я уверен, она сама наложила на себя руки: ее сжигала страшная мысль произвести на свет ребенка этого изверга, убийцы любимого мужа.

Остальное вы знаете, маркиз. Принц взял меня, воспитал и назначил пажом.

Но сегодня я узнал имя убийцы моих родителей…

— Он еще жив? — прервал маркиз.

Юнкер кивнул.

— Да. Он живет в нашем городе.

— Что вы собираетесь делать?

— А что бы вы сделали, маркиз? Тащили бы через всю жизнь неотмщенный позор?!

Он вскочил с кресла, глаза горели, дыхание участилось. Чивителла был поражен: юноша, который еще недавно так легко преображался в смазливую девицу, стоял пред ним смертоносным ангелом мести!

Маркиз протянул руку.

— Эгон, рассчитывайте на меня во всем.

Цедвиц пылко сжал руку маркиза.

— Благодарю вас, но в таких делах помощников не бывает!

— Еще вопрос, Эгон, — настаивал Чивителла, — можете ли вы назвать имя?

Юнкер нерешительно помолчал.

— Если вы дадите слово чести, что это дальше не пойдет, пока все не кончится. И притом не будете мне препятствовать.

— Слово чести, юнкер!

— Так слушайте, — юнкер говорил почти шопотом, — это… герцог.

— Что? — крикнул Чивителла. — Что вы сказали? Клянусь мадонной, юнкер, понимаете ли вы?.. Если герц…

— Вы дали слово чести, маркиз!

— Я дурак, дубина! — маркиз совершенно вышел из себя.

— Слово чести, — напомнил юнкер.

Маркиз тяжело вздохнул.

— Увы, Эгон, знаю. — Он обнял юнкера и поцеловал в лоб. — Помоги вам Бог и все святые.

И удалился мрачный и задумчивый.

Чивителла приказал своим людям внимательно наблюдать за юнкером. Не остались незамеченными его вылазки в город, следили даже за прогулками в парке.

Вскорости старый герцог дал обед в честь испанского посла; в этот самый день граф Остен позвал принца и его друзей, естественно, не приглашенных во дворец, на ужин в свою виллу. Ему как раз прислали из Курляндии русскую икру — один из немногих деликатесов, к которым весьма неприхотливый принц Александр имел слабость.