Сергей Пономаренко - Проклятие рукописи

В мыслях он был смел и находчив, но в жизни — робок и нерешителен. Возможно, объяснением этому было то, что он вырос в семье сельского священника и с детства готовился к духовной карьере, привыкнув к прилепившемуся в школе, а в дальнейшем и в институте, прозвищу «попович». Скорее всего, он выбрал бы путь своего отца и пределом его мечтаний стал бы небольшой приход с вновь отстроенной сельской церковью, если бы отец Пафнутий не скончался скоропостижно от рака желудка, когда Даниилу было четырнадцать лет. До этого они жили небогато, а после смерти отца его тридцатидвухлетней матери пришлось пойти на работу — продавцом в частный магазин, чтобы сводить концы с концами, содержа кроме него еще двоих детей.

Прибывший новый священник, отец Федор, был абсолютно не похож на своего предшественника — веселый, компанейский, знающий массу неприличных анекдотов, любитель охоты, веселых застолий, а особенно попариться в баньке с водочкой и женщинами, он сразу сблизился с сельской и районной «верхушкой»: администрацией, председателями преуспевающих товариществ и фермерами. Вскоре он обзавелся личным автомобилем «ланос» и активно продолжил строительство церкви, начатое отцом Пафнутием (церкви временно выделили одно из помещений клуба).

Церковь он удивительно быстро построил, а заодно поменял «ланос» на «мазду» и стал широко известен из-за нескольких скандальных историй с молоденькими прихожанками, среди которых были и замужние. Его попадья, Феодора, толстая, добрая и очень набожная женщина, только ниже опускала голову, слыша за спиной людские пересуды. Отголоски этих веселых историй докатились до столицы, но закончилось дело лишь тем, что отец Федор стал более осторожным в амурных делах, которые продолжали оставаться главной темой разговоров женской половины сельских жителей. Подрастающий Даниил внутренне негодовал, мечтая о времени, когда отца Федора призовут к ответу за недостойное поведение.

Но Даниила ожидал еще один удар: мать объявила, что выходит замуж за владельца магазина, где работала продавцом, и теперь они переедут в большой светлый дом, с горячей, холодной водой и нужником в доме, а не на улице. Пятидесятилетний вдовец Никодим Петрович, у которого единственный сын давно жил отдельно и далеко от него, встретил пасынков приветливо, не жалел для них ни денег, ни внимания, но Даниил продолжал считать, что мать своим поступком оскорбила память отца. Его младшие братья вскоре привыкли к более сытой и обеспеченной жизни и без тени смущения называли вдовца папой, приводя того этим в умиление.

Даниил, воспитанный на принципах добра, побеждающего через смирение и веру, имея в памяти пример достойного поведения отца, отправился в столицу, намереваясь поступить в духовную семинарию. Вот тогда его система жизненных ценностей и ориентиров стала рушиться. Он узнал, что в семинарию принимают с двадцати лет, а ему было лишь неполных восемнадцать. Он стал послушником в мужском монастыре, выполнял любую, даже самую грязную и тяжелую работу за ночлег и питание, но ощущал душевную неудовлетворенность от всего этого, как ни старался убедить себя в необходимости смиренно принимать Божий промысел.

Парад перед церквями шикарных дорогостоящих иномарок, на которых разъезжали служители Божьи, разговоры, которые вели между собой семинаристы и священнослужители, потрясли его. Даниил понял: отец Федор — это правило, а исключение — его отец. Перед ним открывалось два пути: продолжить дело своего отца, а значит, остаться на два года послушником при монастыре, поступить в семинарию, чтобы в итоге вести достойную, но нищенскую жизнь где-то в глубинке, или уподобиться отцу Федору и, несмотря на рясу, вкушать все радости жизни. Первый путь, еще недавно казавшийся единственно возможным, теперь, после столкновений с жизненными трудностями и знакомством с искушениями большого города, представлялся юноше крайне непривлекательным. Пойти по пути отца Федора значило отвергнуть то, чему учил отец, и предать его память. Ему вспомнились слова отчима, Никодима Петровича, не раз резко отзывавшегося о церковниках;

— Бизнес проник во все сферы жизни, не миновал он и Церкви. Люди предприимчивые, бизнесмены, вне зависимости, носят они мирское платье или рясу, находят себя в любой сфере деятельности, за которую берутся, и естественно хотят при этом жить достойно. Они торгуют духовным благополучием на небе, строя для себя материальное на земле.

Тогда Даниил принялся яростно защищать Церковь, приводя в пример праведную жизнь своего отца — бессребреника, полностью посвятившего себя духовному служению людям. Но Никодим Петрович не стал спорить, сказав, что с большим уважением относился к отцу Пафнутию, но и от своих слов не отказывается, лишь сожалеет, что таких достойных священников очень мало. И Даниил, пусть ему это было крайне неприятно, согласился со словами отчима и, решив повременить с семинарией, поступил в педагогический институт на исторический факультет.

Годы учебы и быт общежития поработали над его взглядами на жизнь, и он уже был не тем «поповичем» из сельской глубинки. Он был благодарен Никодиму Петровичу, исправно переводившему ему деньги и передававшему продукты, пока он учился, но после окончания вуза отказался от любой помощи. Никодим Петрович, весьма скептически относившийся к будущей профессии пасынка, предлагал ему вернуться в село и вместе с ним вести бизнес, сетуя на свой возраст и растущую конкуренцию, но Даниил решил идти своей дорогой. На самом деле он боялся вернуться в село, где память об отце будет ему больно ранить душу, ведь он не исполнил его волю, поменяв предначертанную духовную жизнь на мирскую. Иногда по утрам, только проснувшись, он вел сам с собой яростные споры, которые ничем не заканчивались, а лишь оставляли на душе тягостный осадок. Он продолжал по праздникам ходить в церковь, молиться, но постов уже не соблюдал и не исповедовался. Мысль о поступлении в семинарию его больше не посещала.

Даниил не был девственником — жизнь в общежитии этому не способствовала. Однажды, после чрезмерного употребления вина, он проснулся рядом с обнаженной девушкой, соседкой по этажу. События той ночи он помнил смутно и не испытывал никаких эмоций по этому поводу, ни положительных, ни отрицательных. В дальнейшем подобные случаи по тому же сценарию изредка происходили в его жизни. Утром он чувствовал себя неловко и, желая поскорее расстаться со случайными подругами, говорил что-то невразумительное, вел себя настолько нелепо, что у тех пропадало всякое желание продолжать отношения.

Однажды, еще в студенческие годы, весной, собирая материал для реферата о столичных некрополях, он оказался на городском кладбище. Проходя мимо участка, где были захоронены воины-интернационалисты, он услышал, как его окликнули: