Луиза Хоффман - Дом интриг

— Однако же вы не до конца растерялись, так как все же захватили из отеля свои вещи, — с укором сказала я. — При тех обстоятельствах мне, например, это просто не пришло бы в голову.

Она печально улыбнулась.

— Кто знает… Я была в состоянии шока и ничего не помню о тех минутах. Вещи были при мне, так как мы с Аннелизой собирались за город. Возможно, после взрыва я вернулась в разрушенный вестибюль и, покопавшись в обломках, отыскала свой чемодан. Не знаю…

— Среди трупов был найден ваш опознавательный браслет. Из чего заключили, что вы погибли.

— Слушай, а ведь я задумалась над этим только вчера, после твоего рассказа. Во время войны почти все гражданские носили такие браслеты. Должно быть, при взрыве он слетел у меня с руки.

— А что было потом? — подгоняла я ее.

— Не знаю. Честное слово, не знаю. Помню только, как сидела в поезде и все повторяла про себя: «Она мертва. Она мертва. Аннелиза мертва. Я свободна. Свободна!»

— А обо мне вы не подумали?

— Нет. Тебя словно какой-то силой совершенно вышибло у меня из головы. Тебя и Лейлу Ральстон. Я думала только о том, что Аннелиза погибла и я получила наконец свободу. И мне больше никогда не придется терпеть над собой ее издевательства. Должно быть, еще несколько недель я находилась на грани нервного срыва. Взрыв в отеле тяжело отразился на мне…

— На что вы жили в Ньюкасле, если болели?

— У меня было с собой немного денег. Я помню, что Аннелиза как раз заплатила мне в последний день. Она всегда платила мне раз в месяц. Возможно, это покажется странным, но Аннелиза была единственным человеком, который аккуратно платил мне и ни разу не обманывал с деньгами.

— На следующий день вы сняли остававшиеся у вас на счету в банке деньги. Ваша банковская книжка была переслана по адресу Лейлы.

— Должно быть, я сняла деньги, уже будучи в Ньюкасле.

— Не знаю… Я вообще узнала об этом недавно, прочитав одно из военных писем Лейлы к Биллу.

— Приехав в Ньюкасл, я сняла комнату со спальней, хотя помню об этом очень смутно. Провела там какое-то время, глядя на окружающие меня четыре стены и пытаясь собраться с мыслями. У меня было странное чувство, что Аннелиза не погибла, а ищет меня и я от нее прячусь. Постепенно я стала припоминать детали того кошмара, который со мной приключился. Это была не цельная картина, а отдельные образы и сцены, которые вспыхивали у меня в мозгу, но, когда я пыталась уцепиться за них сознанием, они ускользали, расплывались. Наверное, я все-таки начала потихоньку оправляться от шока. Помню, у меня стали подходить к концу деньги и я устроилась на работу. Кажется, в магазине…

— Как вы уладили вопрос со страховкой?

— Не помню. Наверно, карточки сохранились у меня в сумочке. А может, сказала своему работодателю, что потеряла их во время бомбежки, и уже в Ньюкасле на бирже труда получила новые. Не помню точно. В те дни по всей стране гулял такой хаос, что подобные вещи провернуть было не так уж трудно.

— У вас же оставались фотографии. Мои и моего отца. Неужели вы ни разу не задались вопросом, кто мы такие?

— Наверное, задавалась, только не вспомню наверняка. Те первые недели после налета до сих пор для меня как в тумане. У меня тогда еще не полностью восстановилась намять, и все дни слились в один смутный сон. Я только знаю, что, проснувшись однажды утром, я поняла: память наконец вернулась ко мне… и прошлое накатило на сознание мощной волной. Все события, которые произошли до бомбежки, приобрели кристальную четкость. Туманом были по-прежнему затянуты только те дни, которые следовали за моим чудесным спасением из-под обломков «Маджестик Тауэр».

— Вам следовало сразу же связаться с Лейлой.

— Нет, Дженни. Я не могла. Я боялась. Боялась, что вновь окунусь в неприятности. Но больше всего меня страшила ответственность, которая поджидала в Лондоне, если бы я надумала туда вернуться. Сама мысль, что мне придется в одиночку воспитывать ребенка и работать за кусок хлеба дни напролет на какую-нибудь стерву вроде Аннелизы Винтерс… сама эта мысль была для меня невыносима!

— Значит, вы не любили меня.

— Признаюсь честно, в те дни я вряд ли испытывала к тебе какие-нибудь чувства. Именно в те дни. Тогда я действительно воспринимала тебя только как обузу. Но не забывай, я все еще была не в себе, ведь я отлично помню, что до налета ты казалась мне дороже всего на свете.

— Продолжайте.

— Как я уже сказала, я пыталась отгородиться от мира. Только через какое-то время я стала приходить в себя и потихоньку начала строить свою жизнь заново.

— Обо мне вы и тогда не вспомнили.

— Как ты несправедлива ко мне, Дженни! Прошло около года после бомбежки, когда я вновь задумалась о тебе. До тех пор мои чувства пребывали в состоянии, близком к параличу. Но теперь мое возвращение было невозможно. Было уже поздно. Каким образом я могла появиться перед Лейлой и тобой? Как воскресшая из мертвых? Чем я могла объяснить свое столь долгое отсутствие? Больше того, я знала, что у Лейлы и Билла тебе живется хорошо. Гораздо лучше, чем жилось бы со мной. Лейла всегда любила тебя, и я знала наверняка, что с такой приемной матерью ты ни в чем не будешь нуждаться. Однажды чувства настолько овладели мной, что я не смогла удержаться, чтобы не позвонить ей…

— Вы звонили Лейле?! — вскричала я. — Не может быть! Лейла сказала бы мне об этом. Она не стала бы скрывать от меня, что вы живы!

— Она не знала, что звоню я. Я изменила голос. Я назвалась старой подругой Сары и спросила, живет ли она еще с ними. Когда она сообщила мне о «смерти» Сары, я справилась о тебе. Слушая ее рассказ, я убедилась, что Лейла и Билл просто обожают тебя, а когда Лейла упомянула о том, как хорошо пошли дела у Билла, я поняла, что возвращение мое немыслимо. Она и Билл способны дать тебе неизмеримо больше. К тому же я осознавала, что мое возвращение было бы нечестным поступком. Нечестным по отношению к тебе, к Лейле и к Биллу. И тогда я решила, что должна забыть о самом твоем существовании.

— У миссис Оливер вы квартировали примерно в то время?

— Нет, позже. Я ненавидела эту женщину. Нет сомнения, она по-своему была добродушна, но мне не нравились ее вечная подозрительность и стремление во что бы то ни стало докопаться до моей подноготной. Она замучила меня своими расспросами. Впрочем, ее допросы и другие уловки ничего ей не дали. Я все глубже и глубже замыкалась в себе. Все глубже и глубже… Пока наконец не наступил тот день, когда я поняла, что уже не смогу никогда выбраться из глубин самой себя. Я стала очень сдержанной и скрытной и считала, что только так нужно себя вести. Я утратила способность жить среди людей и общаться с ними.

— И тогда вы встретили Шона О'Мара. Вы любили его?