Рэй Брэдбери - Возвращение

В поднятых бутылях мерцали искорки света. От выскочивших с оглушительным треском пробок во все стороны полетели крохотные комочки земли, паук сорвался вниз и, смешно выбрасывая длинные ноги, убежал в щель.

Тимоти вздрогнул и оглянулся. Он снова был дома, слышал недовольный голос Ма: «Тимоти, подай, Тимоти, принеси, сбегай туда, сбегай сюда, помоги, накрой на стол, расставь тарелки, разложи еду», — и так без конца: торжество продолжалось.

— Да, его не стало. Совсем, — полураскрытые губы Сеси сонно шевельнулись, они медленно роняли слова:

— Мозг этой женщины… Да, я сейчас в нем, мое зрение — это ее зрение; пугающе неподвижная гладь моря, — кажется, что по ней можно вышивать, — простирается так далеко, насколько хватает глаз. Я сижу на крыльце и жду мужа — ему уже пора вернуться. Время от времени из воды выпрыгивает какая-то рыбешка и с негромким плеском шлепается обратно, в свете звезд блестит ее чешуя. Долина, море, несколько машин, деревянное крыльцо, я в кресле-качалке — и тишина.

— Дальше, Сеси, дальше.

— Я поднимаюсь с кресла…

— Рассказывай, что дальше.

— Выхожу из дома, иду в сторону гейзера. Аэропланы проносятся у меня над головой, словно доисторические птицы. А потом все опять затихает и умолкает.

— Сеси, ты скоро вернешься?

— Я вернусь, когда мне как-то удастся изменить жизнь этой женщины, как только мне станет здесь скучно. Я спускаюсь с крылечка, держась за деревянные перила. Я устала, мне тяжело идти, ступеньки скрипят у меня под ногами.

— Где ты сейчас?

— Совсем близко от гейзера. Меня окутывают серные испарения. Я смотрю, как растут пузырьки на поверхности гейзера, они становятся все больше и — лопаются.

Вот, чуть не задев меня, с пронзительным криком пролетела птица. И вот я уже в ней и улетаю. С высоты мои глаза птицы, круглые, как бусинки, видят, как внизу женщина медленно ступает по деревянным мосткам прямо к гейзеру. Шаг, другой, третий… Раздается звук, будто от падения большого камня в болото. Описываю круг над этим местом и вижу белую руку, исчезающую в серой раскаленной грязи…

Теперь — быстро домой, скорей, скорей!

Огромные сияющие глаза Сеси широко распахнулись и загорелись радостным возбуждением:

— Вот я и дома.

Помолчав с минуту, осмелевший Тим робко заикнулся:

— Знаешь, там, внизу — праздник Возвращения. Народу собралось — море!

— Так почему же ты здесь?

Сеси взяла брата за руку:

— Хочешь попросить о чем-то? — Она лукаво улыбнулась: — Ну, говори, раз уж пришел.

— Я не хочу тебя ни о чем просить, — начал было Тимоти, но тут же перебил сам себя: — Ну, почти ни о чем, это такая малость. О Сеси! — Слова вдруг полились неудержимым потоком. Не переводя дыхания, Тим выпалил все то, что мучило его эти дни, он буквально захлебывался от переживаний: — Я так хочу выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы они ну хоть разочек обратили на меня внимание, чтобы меня приняли за своего, но я ничего, понимаешь, ни-че-го не умею, мне так стыдно, и я надеялся, ну, я думал, что ты бы могла…

— Пожалуй, я могла бы сделать то, о чем ты просишь. — Полузакрыв глаза, Сеси таинственно улыбнулась: — Выпрямись. Стой спокойно.

Тимоти безропотно повиновался.

— Теперь закрой глаза и выбрось все из головы.

Тимоти замер и изо всех сил сосредоточился на мысли о том, что он ни о чем не думает.

Сеси вздохнула:

— Ну, пошли вниз.

Неуловимым движением она переселилась в Тимоти, и теперь худенькое тельце брата обтягивало ее, как перчатка руку.

— Смотрите все на меня, — с этими словами Тимоти поднес ко рту бокал с теплой алой жидкостью. Подождав, пока глаза родственников обратятся на него, он осушил его до дна.

Затем, протянув руку в сторону Лауры, прошептал заклинание, заставившее сестру застыть на месте. С каждым шагом, приближавшим его к сестре, Тимоти казался себе больше и сильнее.

Отовсюду он ощущал на себе настороженные взгляды. Все примолкли. Никто и не думал смеяться. Он увидел изумленное лицо Ма, прошел мимо сбитого с толку Па, тот еще ничего не понял, но на его лице постепенно появлялось удовлетворенное выражение. Он явно начинал гордиться своим сыном.

Подойдя вплотную, Тимоти легонько ущипнул Лауру за шею. Испуганно метнулось в сторону пламя свечей.

Срывая кровлю с крыши, в дом когтями вцепился ветер. Ошеломленная родня, не мигая, следила за Тимоти. Он храбро напихал себе полный рот поганок и, не жуя, проглотил их. Потом, хлопнув ладонями по худым бедрам, завертелся на месте.

— Посмотрите, дядюшка Эйнар, я умею летать, я научился. Сейчас я вам покажу!

Руки Тимоти разлетелись в стороны, он подпрыгнул и, не чувствуя под собой ног, взлетел по ступенькам вверх. Перед глазами промелькнули чьи-то лица.

Стоя на краю лестницы и отчаянно размахивая руками, он услышал откуда-то снизу истошный вопль Ма:

— Перестань, Тимоти, не надо!

— Эге-ге-й! — завопил он в ответ и, с силой оттолкнувшись, полетел вниз, оставив позади себя взметнувшуюся столбом пыль.

И тут вдруг осознал, что крыльев-то у него нет. Он коротко вскрикнул. Дядюшка Эйнар едва успел подхватить падающего Тимоти.

Тим яростно отбивался от рук, пришедших ему на помощь. Чужой голос рвался из глубин его существа, вопреки отчаянному сопротивлению Тимоти:

— Это я, Сеси! Это Сеси! Идите скорее ко мне наверх, первая комната налево!

Тим готов был провалиться сквозь землю, проглотить язык, лишь бы замолчал этот ненавистный голос, лишь бы не слышать у себя за спиной издевательский смех.

Этот смех градом обрушился на Тимоти. Эйнар опустил его на пол.

Пробившись сквозь хлынувшую наверх, в комнату Сеси, толпу родственников и гостей, жаждущих поздравить ее, Тимоти оказался у входной двери и, рванул ее на себя, закричал:

— Сеси! Я ненавижу тебя! Ненавижу!

Он рухнул на землю в тени огромного платана, извергнул из себя проглоченное и, содрогаясь от рыданий, уткнулся лицом в ворох опавших листьев.

Постепенно он начал приходить в себя. Из кармана его рубашки осторожно выглянул Спайд. Все это время он сидел, притаившись, в спичечном коробке. Осмотревшись, он быстро взобрался по руке мальчика. Нащупывая дорогу, Спайд добрался до шеи, залез в ухо и начал теребить его. Тимоти стало щекотно, он протестующе замотал головой.

— Не надо, Спайд, не надо.

От легких прикосновений мохнатых паучьих лапок в ухе зачесалось, и Тима передернуло, как от холода. Он повторил уже не так уверенно:

— Уходи, не надо.

Но рыдания утихли и перешли в легкие всхлипывания. Паучок спустился по щеке, остановился под носом, заглянул в ноздри, словно надеясь увидеть там что-нибудь интересное, перебрался на кончик носа и с осторожностью уселся на него, буравя Тимоти маленькими изумрудными глазками. Тимоти не выдержал и разразился смехом: