Гильермо Дель Торо - Штамм. Начало

Нора стояла позади Эфа на нижней ступеньке небольшой кирпичной лестницы со своей ультрафиолетовой лампой в руке. Сетракян замыкал эту маленькую вереницу; он опирался на посох, серебряный набалдашник которого поблескивал в лунном свете.

Два звонка, никакого ответа. Не столь и неожиданно. Эф взялся за ручку, прежде чем поискать другой вход. Она повернулась.

Дверь открылась.

Эф вошел первым, включил свет. В гостиной не заметил ничего необычного. Чисто, на мебели чехлы, все на своих местах.

– Есть тут кто-нибудь? – спросил он, когда остальные переступали порог. Заходя в чужой дом, Эф по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Ступал мягко, как вор или убийца. Ему по-прежнему хотелось считать себя целителем, но с каждым часом верить в это становилось все труднее.

Нора поднялась по лестнице, Сетракян последовал за Эфом на кухню.

– Думаете, мы тут что-то узнаем? Вы же сказали, выжившие – отвлекающий маневр…

– Я лишь указал цель, которой они послужили. Что же касается намерений Владыки… мне они неизвестны. Может, чем-то они ему приглянулись. В любом случае, мы должны откуда-то начать. Эти выжившие – наша единственная ниточка.

В раковине они увидели миску и ложку. Семейная Библия лежала на столе, с множеством засунутых в нее банковских карточек и фотографий. Она была раскрыта на последней книге. Чья-то трясущаяся рука отчеркнула красным несколько строк. Откровение Святого Иоанна Богослова. Глава 11, стихи 7–8:

«…зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их,

и трупы их оставит на улице великого города, который духовно называется Содом…»

Рядом с раскрытой Библией, словно на алтаре, лежал крест и стояла маленькая стеклянная бутылочка, как предположил Эф, со святой водой.

Сетракян кивнул на религиозные атрибуты.

– Ничем не лучше изоляционной ленты и сипро. [80] Сипро – антибиотик, используемый при лечении сибирской язвы. И столь же эффективны.

Они прошли в кладовую.

– Жена, должно быть, понимала, что он болен, – заметил Эф. – Но почему не вызвать врача?

Сетракян простучал стены в поисках тайника.

– За мою жизнь наука много чего добилась, но пока не может дать четкий анализ взаимоотношений мужа и жены.

Они вышли из кладовой. Новых дверей, за которые следовало бы заглянуть, не обнаружили.

– Получается, подвала нет, – заметил Эф.

Сетракян вздохнул:

– Обследовать подпол во много раз хуже.

– Идите сюда! – позвала Нора, ее голос звенел от волнения.

Анна-Мария сидела на полу у кровати, привалившись спиной к тумбочке. Между ног лежало настенное зеркало, которое она разбила об пол. Выбрав самый длинный, похожий на кинжал осколок, она воспользовалась им, чтобы перерезать лучевую и локтевую артерии на левой руке. Вскрытие вен на запястье – один из самых неудачных способов самоубийства, успех достигается только в пяти процентах случаев. Это медленная смерть, учитывая узость артерий на запястье, и резать надо глубоко, перерезая и нервы, после чего кисть теряет все свои функции. Способ этот еще и очень болезненный, поэтому задуманного добиваются только люди, пребывающие в глубокой депрессии, или безумцы.

Анна-Мария Барбур разрезала запястье до самых костей. В скрюченных пальцах обездвиженной руки остался окровавленный шнурок с ключом от висячего замка.

Кровь из нее вылилась красная. Однако Сетракян достал зеркало с серебряной амальгамой и посмотрел на отражение ее лица, на всякий случай. Отражение не размывалось. Анна-Мария не стала вампиром.

Сетракян медленно поднялся, озадаченный таким развитием событий.

– Странно, – вырвалось у него.

Эф стоял так, что в осколках разбитого зеркала видел лицо женщины. На тумбочке он заметил фотографии маленьких мальчика и девочки и сложенный листок бумаги, прижатый рамкой. Потянулся, вытащил листок, развернул.

Писала она красной ручкой, рука дрожала, как в тот момент, когда она отчеркивала абзацы в Библии.

– «Моему дорогому Бенджамину и дорогой Хейли…» – начал читать Эф.

– Не надо, – оборвала его Нора. – Не читай. Написано не нам.

Эф понял, что она права, и лишь просмотрел письмо в поисках важной информации.

– Дети у сестры отца в Нью-Джерси, в безопасности… – Он добрался до последнего абзаца, который все-таки прочитал: – «Я очень сожалею, Энсел… этим ключом, который у меня, я воспользоваться не могу… Я знаю, Бог проклял тебя, чтобы наказать меня, Он покинул нас, и нам обоим дорога в ад. Если моя смерть сможет излечить твою душу, тогда, возможно, она поднимется к Нему…»

Нора присела, потянула за ключ, окровавленный шнурок соскользнул со скрюченных пальцев Анны-Марии.

– Тогда… где он?

И тут они услышали низкий стон, больше напоминающий рычание. Животный, горловой. Такой звук не мог издать человек. И доносился он со двора.

Эф подошел к окну. Увидел темный сарай.

Они молча спустились во двор, встали перед створками двери в сарай. Цепь, продетая в ручки, запиралась на висячий замок. Они прислушались.

Изнутри донесся скрежет. Горловые звуки.

Что-то ударило в дверь изнутри, проверяя крепость цепи.

Нора, с ключом в руке, посмотрела на Эфа и Сетракяна, убедилась, что никто не хочет взять у нее ключ, шагнула к двери, вставила ключ в замок и повернула его. Замок щелкнул, скоба откинулась.

Внутри воцарилась тишина. Нора вынула скобу из звеньев цепи. Сетракян и Эф, которые стояли позади, изготовились к встрече. Старик вытащил из трости серебряный меч, Эф поднял гвоздезабивной пистолет. Нора начала разматывать тяжелую цепь. Освободила ручки, думая, что створки незамедлительно распахнутся…

Однако ничего не произошло. Цепь соскользнула на землю, створки остались на месте. Нора и Эф включили ультрафиолетовые лампы. Старик встал перед дверью, и Эф, глубоко вдохнув, распахнул створки.

Внутри царила темнота. Единственное окно чем-то занавесили, открывающиеся наружу створки блокировали большую часть света от лампы на заднем крыльце.

Прошло несколько мгновений, прежде чем они сумели разглядеть очертания сидящего на корточках вампира.

Сетракян прошел вперед, встал в двух шагах от открытой двери и выставил перед собой меч, показывая его обитателю сарая.

Тварь ринулась в атаку. Она бросилась на Сетракяна, прыгнула… но цепь натянулась до предела, а потом потащила вампира назад.

Теперь они видели его, видели лицо. Оскаленный рот, десны, ставшие такими же белыми, как и зубы, бледные губы. Практически все волосы вылезли, а те, что остались, поседели у корней. Вампир вновь уселся на корточки на взрытой земле. Ошейник плотно облегал его шею, впиваясь в плоть.

– Этот человек из самолета? – спросил Сетракян, не сводя глаз с вампира.