Хуан Марторель - Сатанель. Источник зла

Спустя некоторое время она поняла, что читает безо всякого интереса, подсознательно оттягивая момент, когда ей придется ложиться спать. Ее пугала мысль о том, что во сне к ней опять явятся ненавистные образы и видения. Она вздохнула с облегчением, осознав, что после беседы с Пьером де Лайне эти призраки оставили ее в покое и не появлялись до самого вечера. Впрочем, ее по-прежнему не оставляло ощущение тепла, сдавливающего голову. Однако оно стало таким привычным, что она почти его не замечала. Николь списала это на странную аллергическую реакцию, вызываемую домом. Но в этих ощущениях не было ничего неприятного, и она решила не придавать им значения.

Вопреки ее опасениям, ночь прошла без сновидений. По крайней мере, проснувшись, она ничего не помнила. Девушка чувствовала себя на удивление отдохнувшей и полной сил. Отдернув шторы, она увидела безоблачное небо, предвещающее восхитительное утро.

Спускаясь по лестнице, она услышала, что Татьяна Барбье уже хлопочет на кухне. Николь вошла в столовую и увидела накрытый к завтраку стол. Из приоткрытой двери тянуло ароматом свежего кофе.

— Доброе утро, дорогая! — В дверном проеме возникло улыбающееся лицо Татьяны Барбье. — Надеюсь, ты хорошо спала. Я встала рано. Ведь сегодня мое последнее утро в этом доме, и я хотела насладиться им сполна. — И хотя с лица Татьяны не сходила улыбка, Николь уловила в ее словах легкую грусть.

— Татьяна, вы ведь уезжаете не навсегда, — улыбнулась она в ответ. — К тому же через несколько часов вы увидите сына. И не беспокойтесь: когда вы вернетесь, дом будет точно таким, каким вы его оставляете. — Она взяла из рук мадам Барбье маленький поднос с поджаренным хлебом. — Позвольте, я вам помогу.

После завтрака Николь и мадам Барбье попрощались. Татьяна проводила девушку на улицу, как и в день знакомства. Они поцеловались, и у Николь возникло такое чувство, словно она прощается с близкой подругой. И девушка была уверена, что симпатия, которую она испытывает к Татьяне Барбье, взаимна.

Пройдя половину пути до поворота улицы, она остановилась и оглянулась. Татьяна по-прежнему стояла у калитки — ее хрупкая фигурка отчетливо выделялась на бордовом фоне дома. Николь помахала ей рукой, и женщина помахала в ответ.

Мадам Барбье замерла с поднятой рукой, глядя вслед удаляющейся девушке. Потом она медленно опустила руку, но продолжала стоять на улице, пока Николь не скрылась из виду. Женщина повернулась и, войдя в калитку, направилась к дому.

Она думала о том, что сегодня она так же, как и Николь, пройдет по этой улице и повернет за угол, с тем, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Никто не ждал ее в Канаде, да и она сама пока не знала, что ждет ее в будущем.

Мысли вернулись к девушке, с которой она только что рассталась, и женщина покачала головой. Она не знала, что им от нее нужно, да и не хотела знать. Теперь она желала, чтобы девушку оставили в покое, предоставив ей право жить своей жизнью. Сердце Татьяны Барбье давно не испытывало чувств, тревожащих остальных смертных, но Николь Паскаль удалось задеть в ее душе струнку, которая, как ей казалось, уже давно отмерла. Лишь за это она была ей благодарна.

— Удачи тебе, Николь, — прошептала Татьяна, входя в дом.

Полтора часа спустя Татьяна Барбье в последний раз заперла входную дверь, Дважды повернув ключ в замке. Она сделала это старательно, как и все, что случалось делать ей в жизни. С маленьким чемоданчиком в руке она преодолела несколько метров, отделявших ее от улицы, открыла калитку и зашагала по тротуару, повторяя путь, недавно пройденный Николь. Женщина не бросила на покинутый ею дом ни одного прощального взгляда. Она еще не знала, каким будет ее дальнейший путь, но ее это не беспокоило. Они все решат за нее, как делали это почти четыреста лет — с того самого дня, когда она продала им душу в обмен на бессмертие, которое теперь не казалось ей таким уж желанным.

Париж, 2000 год

— Могу сообщить, что все идет по плану. — В его голосе зазвучала гордость. — Как только женщина входит в дом, мы получаем беспрепятственный доступ к ее мозгу. Что касается посторонних факторов, внушавших определенное беспокойство, то они успешно устранены.

Его собеседник слегка улыбнулся такому эвфемизму.

— Да, устранение этого постороннего фактора, как ты его назвал, было совершенно необходимым. Должен признать, что все сделано отлично. Быть может, со временем мы привлекли бы его на свою сторону. Такая личность могла бы пригодиться. Но он уже мертв, и говорить о нем более бессмысленно. А что касается женщины…

— Все лучше, чем мы надеялись. Окружающая ее аура по-прежнему сильна, но то, что она несколько уменьшилась, сомнений не вызывает. А когда женщина находится в доме, ее мозг превращается для нас в открытую книгу, в которой мы можем записывать все по своему усмотрению.

— Можете Ли вы читать эту книгу?

— Мы еще не пытались этого делать всерьез, но… — на мгновение он отвел глаза в сторону, — в этом отношении ее мозг кажется неприступным. Мы словно бьемся о каменную стену… пока. — К нему вновь вернулась привычная самоуверенность.

— Продолжайте попытки. Хотя, возможно, нам это и не потребуется. Скорее всего, достаточно будет того, что она станет нам повиноваться, но кто знает… Бывают непредвиденные обстоятельства, а ставки теперь слишком высоки. Мы не имеем права полагаться на случай. — Он встал, давая понять, что встреча окончена. — За работу. Скоро мы сможем перейти к следующему этапу.

Лион, 1314 год

Наступила ночь. Арман де Перигор находился в своей лаборатории, потому что это время суток он предпочитал любому другому. Он уже закончил составлять лекарства по полученным сегодня рецептам, включая те, которые принес из дома Сенешаля. Рано утром за ними придут те же ученики, которые их доставили накануне вечером. Выдавать лекарства будет его помощник Жан, а сам Арман в это время будет спать.

Ему нравилось работать в лаборатории до глубокой ночи, оставаться наедине с собственными мыслями, с головой уходя в эксперименты. Это были исполненные магии часы, когда город, шумный и многолюдный днем, затихал, и за стенами лаборатории лишь изредка раздавались шаги ночных сторожей или их шепот. Порой до его слуха доносился какой-то отдаленный звук, но и тот был приглушен, словно его обволакивал плотный, как вата, ночной воздух. В тишине Арман отчетливо слышал шорохи, с детства обретшие для него такое важное значение: потрескивание нагревающего тигли огня и бульканье жидкостей в перегонном кубе.

Его помощник Жан жил в этом же доме. Он не только выполнял все его поручения, но и поддерживал порядок в лаборатории, а порой и выходил за городские стены в поисках трав, необходимых для того или иного настоя или отвара. Это был молчаливый мужчина неопределенного возраста. Арман полагал, что ему уже за сорок. Еще в детстве тот стал подмастерьем аптекаря, но его первый хозяин умер много лет назад, и вскоре после возвращения из Парижа Перигор взял его к себе. Сейчас Арман находился на одном из приятнейших этапов своих экспериментов. Как и всем алхимикам, ему были хорошо известны и тупики, и разочарования, когда, несмотря на предпринятые усилия, он все дальше заходил на бесплодные земли, и очередной эксперимент заканчивался ничем. Но он знал, что скоро распахнутся новые двери к новым возможностям, которые — он свято в это верил! — выведут его на правильный путь.