Хуан Марторель - Сатанель. Источник зла

Окончательно проявившись, он несколько секунд повисел в воздухе и вдруг упал, заставив Армана вздрогнуть. Падение было коротким, потому что предмет остановила полка, на которой стоял кубок с широким горлышком. Этот кубок много значил для Армана, и именно в него упал странный предмет, скрывшись от глаз наблюдателей. Если алхимик на какое-то мгновение и усомнился в реальности происходящего, то стук падения, отчетливо прозвучавший в воцарившейся тишине, рассеял все сомнения.

Сердце Армана де Перигора екнуло, когда он обернулся к людям, заглядывающим в распахнутую дверь лаборатории. Ни Жан, ни Марсель, ни второй сторож ничего не заметили, на их лицах не было ни удивления, ни испуга. Но когда Арман встретился взглядом со старшим сторожем, он понял, что этот человек, так же как и он, видел все от начала и до конца.

Он пристально смотрел на Армана, и в его глазах читалось изумление. Наконец он отвел взгляд в сторону, но только для того, чтобы устремить его на стоящий на полке кубок. Затем сторож снова впился взглядом в Армана. Теперь в его глазах не было удивления. Его сменила холодная угроза и железная решимость.

Париж, 2000 год

Вечером Николь вернулась в Сен-Жермен-ан-Ле. За целый день она так и не попала в музей. С утра она прямиком отправилась в особняк Гарнье, чтобы заняться подготовкой египетской части наследия для отправки в Лувр. Наконец в шесть часов вечера она решила, что ее работа на сегодня закончена.

В полдень одна из дочерей месье Гарнье, которой было уже за пятьдесят, пригласила ее пообедать, и она с радостью приняла приглашение. Семья поручила ей заниматься передачей наследия. Николь познакомилась с ней два дня назад, когда в первый раз переступила порог особняка. Тогда же она обнаружила, что имеет дело с образованным дружелюбным человеком, так же, как и она, влюбленным в египетскую культуру.

— Из всей коллекции отца, — сказала она еще при первой встрече, — мне больше всего будет недоставать того, что забираете именно вы. И прежде всего я буду скучать по ней… Это мой любимый экспонат.

С этими словами она указала на скульптуру, изображающую человеческое лицо, увенчанное короной египетских фараонов. Корона была золотой. Неизвестный скульптор мастерски соединил ее с головой насыщенного черного цвета, изготовленной из черного янтаря. Недоставало части носа, что нисколько не умаляло красоты изящной статуэтки высотой не более пятнадцати сантиметров.

— Отец предполагал, что это Танут-Амон, ну, знаете, последний фараон Двадцать пятой династии.

Она улыбнулась, как будто извинялась перед Николь за то, что осмелилась высказать собственное мнение.

Девушка кивнула в знак согласия. Фараоны XXV династии были нубийцами, и, судя по всему, черный камень избрали не случайно. В VIII и VII веках до нашей эры в Египте было неспокойно, поэтому пока на землях, прилегающих к дельте великой реки, шла ожесточенная борьба за титул фараона, столицу перенесли на нубийское плато у истоков Нила. То, что для изготовления короны использовали золото — материал, которого было в изобилии в Центральной Африке, также говорило в пользу версии, предложенной дочерью Гарнье.

— Возможно, в коллекции есть и более ценные экспонаты, — продолжала она, — но этот имеет для меня особое значение. Я помню день, когда отец принес его домой, как будто это было вчера. Мне было лет десять. Отец позволил мне развернуть мешковину, в которую был завернут этот предмет. Это само по себе было удивительно, потому что обычно он очень ревниво относился к предметам своей коллекции. Скульптура меня просто очаровала. Я очень долго плакала, не желая выпускать ее из рук. А теперь я должна с ней попрощаться. — В ее голосе зазвенела грусть. — Если ее когда-нибудь похитят, вы будете знать, где искать, — добавила женщина, пытаясь улыбнуться.

— Если это будет хоть в какой-то степени зависеть от меня, я обещаю вам, что мы выберем для нее особое место, — заверила ее Николь и улыбнулась в ответ. — И вы сможете приходить к ней, когда пожелаете.

Два дня спустя женщины опять разговорились за обедом. Они успели подружиться, и, несмотря на разницу в возрасте, им нравилось общество друг друга.

Сейчас Николь сидела у камина и думала о ней и, по ассоциации, о мадам Барбье, с которой за несколько дней знакомства ее также успели связать узы дружбы. Пока от нее ничего не было слышно. Во всяком случае, прямо. Домработница Мари сообщила ей, что Татьяна позвонила и сказала, что добралась хорошо. Она пообещала позвонить позже, чтобы поговорить с Николь. Девушка вдруг поняла, что Татьяна Барбье даже не оставила ей номера телефона. Она имела лишь банковский счет для перевода денег за аренду квартиры и номер телефона адвокатской конторы в Париже, представлявшей интересы мадам Барбье. Николь рассудила, что адвокаты наверняка знают, как связаться с Татьяной в случае необходимости.

Преследовавший ее сон, в котором перед ней то и дело представало безжизненное тело Рене Мартина, исчез, как и навязчивые дневные видения. Это произошло после разговора с Пьером де Лайне в кафетерии музея. Впрочем, это не означало, что ее ночи стали спокойными и безмятежными. Как и прежде, она просыпалась с ощущением, что ее несколько часов подряд одолевали образы, не оставлявшие в покое и днем. Ее тело отдыхало, и мозг был готов встретить новый день, но на душе было неспокойно.

С тех пор, как ее оставил в покое мертвый Рене Мартин, ей стали сниться другие сны, из ночи в ночь завладевавшие ее подсознанием. Снов было два. Для одного из них Николь имела объяснение, поскольку он хоть и с явным преувеличением, но все же был частью ее профессии. В этом сне Николь с лупой в руке читала письмена на керамической табличке. Она была взволнована, потому что откуда-то знала: на этой глиняной или известковой табличке один из жителей Древнего Египта записал зашифрованное послание, которое ей предстоит разгадать. На столе были разложены другие таблички. Они ждали своей очереди.

Николь улыбнулась, вспомнив, что в наследии Гарнье было немало таких табличек, и некоторые из них превосходно сохранились. Она их уже видела, но пока не успела рассмотреть поближе. Расшифровать написанные на них тексты было задачей не из легких. Сделать это быстро невозможно. Но она была готова поручиться, что этот сон начал ей сниться за два дня до того, как она впервые увидела таблички из коллекции Гарнье. Впрочем, полной уверенности у нее не было. К тому же, о существовании этих табличек она узнала из карточек, которые немногим раньше передал ей директор. Тем не менее ее безмерно удивляла навязчивость этих сновидений.

Другой сон Николь ничем не могла объяснить. В нем не было ничего, что хоть как-то можно связать с ее прошлым или хотя бы с запечатлевшимися в ее памяти образами. В нем она протягивала руку к парящему перед ней предмету, но не могла определить, где все это происходит. Лишь она сама и предмет, до которого она пыталась дотянуться, имели смысл и значение. Этот предмет был черным, но не блестящим, а матовым, размером с ее кулак, не больше. Николь понимала, что что-то побуждает ее схватить его. Когда ей это удавалось, она испытывала странное ощущение единения, словно эта штука всегда предназначалась только ей.