Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику

- Чего это вы так радуетесь? – со смехом спросила Ира.

- Ирочка! – воскликнул подошедший к ней Валентиныч. – Видишь ли, приятно убедиться, что хоть что-то человеческое тебе не чуждо!

- Спасибо! – тем же радостным тоном поблагодарила его за комплимент Ира.

Влад, следуя ее требованиям недельной давности, держался в стороне. Ира быстро нашла его смеющимися глазами и подошла:

- Влад, ты – умничка! Молодец! Я рада, что ты сделал все, о чем я тебя просила, – сказала она и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку.

Около трех пополудни Ира, еще раз облетев все фронты работ и поняв, что движение идет в заданном направлении, со всеми по отдельности попрощалась и незаметно скрылась в проходе.

Женечка сидел в гостиной в компании «стороживших» его Зива и Лоренца.

- Так, Женька! Всё! Хватит кукситься! – провозгласила Ира, влетая в гостиную.

Женечка поднял на нее глаза и посмотрел из ниоткуда.

- Жень! – продолжала Ира. – Все, что от тебя требовалось накуксить, ты уже успешно накуксил!

- Тебе не кажется, что она сошла с ума? – тоном кандидата медицинских наук на консилиуме спросил Лоренц Зива, сопровождая свой вопрос выразительным взглядом.

Зив многозначительно промолчал, зато ответила Ира:

- Лоренц, мне это не грозит. У меня это врожденное.

- А-а-а-а… понятно…

Дальше Ира сделала нечто такое, что сама не поняла. Точнее не поняла так, как это принято понимать среди людей, а, возможно, и не только людей. Она точно знала и понимала, что делает, одновременно ничего не зная и не понимая. Впрочем, именно этим она занималась все последние десять дней, но сейчас она впервые отчетливо зафиксировала свое действие в сознании. Ира ничего не сказала и не произвела ни единого движения ни одной из частей тела, и даже не подумала ни о чем, но, тем не менее, произвела некое очень конкретное действие, вследствие которого Женечка мгновенно преобразился. Хотя, насчет мгновенности она тоже не могла сказать ничего определенного, так как время снова куда-то подевалось, и продолжительность сего мгновения вполне могла составлять как доли секунды, так и несколько часов. В общем, как только она это сделала, Женечка вцепился в нее своим обычным наполненным сарказмом взглядом и своим излюбленным шутливо-издевательским тоном сказал:

- Палладина, уж не знаю насчет твоего врожденного сумасшествия, но меня ты точно когда-нибудь с ума сведешь!

- Это, позвольте спросить, чем же?

- Чем?!!! Ирка! То ты бьешься в истерике, что тебя, бедненькую, ни за что ни про что тянут во «всякую мистическую муть»! То творишь такое, от чего у меня, как ты понимаешь видавшего виды и кое-что умеющего из того, на что способен далеко не всякий, просто мозги переклинивает!

- Женечка! А кто тебе сказал, что в такие моменты нужно напрягать мозги? Кажется, ты сам всегда учил меня обратному!

- То-то и оно, что ученица попалась слишком прыткая…

- Женечка! – Ира сказала это очень нежно и, взгромоздившись ему на колени, обняла. – Ты ж радоваться должен!

- А я и радуюсь! Разве незаметно? – Женечка рявкнул это с таким раздражением, что Ира расхохоталась. Однако злился он по-настоящему, а потому высвободился из ее объятий и, резко сдернув с себя, посадил рядом. – Что ты сделала со мной? Что ты сделала с Гиалой?

- Ну, с тобой до сего момента я вообще ничего не делала. Ты сам целиком и полностью отдался во власть вполне человеческой скорби. Единственное, что я с тобой все это время делала, так это не мешала тебе.

- Хорошо. А что ты сделала с Гиалой? Пока мы с ней гуляли, я пытался ей объяснить, что в том, что она собирается тебе дать, ты, вообще-то, не нуждаешься. Вы что с ней о чем-то договорились?

- Женечка! Мы с ней ни о чем, кроме того, что я приеду сама и привезу тебя, когда она попросит, не договаривались – ни в традиционной человеческой манере и никак иначе. Ты же своими глазами видел, что для нее самой происходящее явилось полной неожиданностью, разве не так?

Женечка вынужденно согласился, подтвердив свое согласие молчаливым кивком.

- Я думаю, ты не ждешь от меня полного отчета о проделанной работе, ведь прекрасно знаешь, что я не могу тебе его дать. И причины, по которым это невозможно, ты знаешь не хуже, если ни лучше меня. По крайней мере, сформулировать их у тебя точно получится лучше.

- Да, Ир, я понимаю, о чем ты… – проговорил Женечка несколько более спокойным и дружелюбным тоном. – И все-таки, что ты с ней сделала? Ира, я не спрашиваю «как?», я прекрасно понимаю, что ты не сможешь объяснить технологию, и, даже если попытаешься, я вряд ли смогу адекватно понять. Ты что-то сделала. Я это ощутил, а удивленный взгляд Гиалы лишь подтвердил мое ощущение. Ира, что ты с ней сделала? Для чего это? Что будет?

Ира задумалась, к своему удивлению обнаружив, что за последние десять дней ни разу этим не занималась. Женечка терпеливо ждал.

- Знаешь, – наконец сказала она, – мне кажется, что Гиале понравилось, хоть она и сама не поняла, что с ней на самом деле делают. А что я на самом деле делала? Тебе подарок. Я дала себе слово, и я его сдержала. Я только не знала, как это сделать, и не знала, что у меня это получится, и притом получится так быстро.

- Ничего не понимаю…

- Жень, я дала себе слово, что вы будете вместе. – Ира задумалась. Женечка не перебивал. – Понимаешь, Жень, я тут благодаря Раулю поняла, что никогда в этой жизни не любила, а может, и не только в этой… может быть, вообще никогда…

- Ты что, полюбила этого неуловимого Рауля?

- В том-то и дело, что нет. Я испытывала в отношении его очень сильную страсть, такую, какую никогда до этого не переживала и, тем не менее, я четко поняла, что это не любовь. Вообще-то, мне не нравится это слово. В том смысле не нравится, что уж больно много всего оно обозначает. И инстинкт размножения, то есть сексуальное притяжение, обожание не «за», а «несмотря на». И материнский инстинкт. И привязанность. И чувство собственности, вызывающее ревность. И заботливое отношение к себе и окружающим. Не говоря уже о пищевых и прочих предпочтениях. На самом деле, я о том нечто, чему так и не смогли и никогда не смогут найти определения. О том, что если и выпадает кому-то, то очень редко, с вероятностью один к миллиону, а может, и того реже. Тебе и Гиале выпало…

- Ты в этом так уверена? – усиленно наполняя голос скепсисом, спросил Женечка.

- Да. У меня есть на то основания. Очень веские основания, хоть я и не в состоянии объяснить их. Впрочем, ты тоже в этом уверен, хоть и не отваживаешься сам себе в этом признаться. В каком году ты ее покинул?

- Точно не помню… где-то в районе двадцатых прошлого века…

- То есть, лет восемьдесят ты вдалеке от нее… Сейчас, конечно, ты от нее гораздо дальше, чем все эти годы, и расстояние не в километрах измеряется, хотя, в общем, и тогда километры были ни при чем… Я не об этом… Женечка, ты восемьдесят лет старался ничего не ждать, ни на что не надеяться, а теперь ты можешь надеяться. И ждать-то, к тому же, куда меньше! По крайней мере, не больше двадцати против восьмидесяти. Впрочем, и двадцати ждать ненужно – потерпи всего девять месяцев…