Мария Барышева - Говорящие с...

- Еще не заводили? - удивился он. - Ну давайте. А я вам пока расскажу...

"Пока" растянулось минут на десять, в течение которых он взахлеб расписывал все достоинства машины, и Эша подумала, что раньше Миша, вероятно, работал в автосалоне - он старался так, словно Эша была потенциальным покупателем, а не человеком, который в любом случае уедет на этой машине завтра утром. Он отрегулировал рулевую колонку и водительское сиденье, продемонстрировал работу всего, что должно было работать, заставил Шталь повторить все его действия и, в довершение, включил радио, по которому пели что-то по-русски, но совершенно непонятно. "Фабия" тихо урчала двигателем, словно сытый довольный котенок.

- Ну, начнем кататься, - наконец предложил Миша и, подметив ее недовольный взгляд, пояснил. - Нет, просто чтобы я убедился, что все в порядке. Олег Георгиевич велел проверить.

Эша дернула бровями и осторожно вывела машину со стоянки, выехала на объездную и совершила несколько почетных кругов вокруг здания офиса и рябинового скверика, на втором круге разогнав стаю толстых голубей, не нанеся им никакого урона, но получив большое удовольствие. Миша кивал и сделал ей замечание только один раз, когда она пропустила выезжавшую из "рукава" машину. Взгляд его был все таким же простодушным, но Эша чувствовала исходящую от шофера легкую настороженность - вероятно, он сидел в ожидании, что она вот-вот во что-нибудь врежется, чем Ейщаров, разумеется, будет очень недоволен.

- Хорошо, - наконец сказал Миша, - а теперь давайте на трассу.

Эша, притормозив, кивнула на магнитолу.

- МР-3 поддерживает?

- Конечно! - тот опять обиделся. Шталь извлекла из сумочки диск и поставила его, пояснив:

- Личная дорожная подборка.

Миша снисходительно кивнул и тут же вздрогнул, когда из всех четырех динамиков в салон обрушились вступительные аккорды, потусторонний вопль, а следом - хрипловато-вибрирующе-простуженный голос солиста группы "Лорди". "Фабия" сорвалась с места и, покинув мирные пределы дворов, ловко ввинтилась в утренний поток машин, проскочила на завершение разрешающего сигнала светофора и весело полетела по шайским улицам - не с лихой бесшабашностью и презрением к правилам движения, но очень близко подобравшись к их грани, проскакивая туда, куда было можно проскочить, и никому не давая себя подрезать. Миша был прав - машинка и в самом деле оказалась очень послушной и маневренной. Шталь тихо улыбалась, глядя в лобовое стекло - уже давно она не получала от езды такого удовольствия, пусть скорость и была для нее невелика. Миша рядом, сидевший очень прямо, как-то жалобно сказал:

- Очень громко.

Улыбнувшись уголком рта, она переключила на следующую песню, и разумеется ею оказалась ее любимая "Смерти больше нет" "Крематория", ездить под которую было замечательно во все времена года и в любых городах. Ейщаровский водитель слегка расслабился и удовлетворенно вздохнул, и Эша, ехидно блеснув глазами, чуть сбросила скорость, теперь наслаждаясь не только ездой, но городом, разворачивавшимся вокруг, который так и не успела разглядеть за эти два дня, потраченные большей частью, на то, чтобы отоспаться. Шая, Шая, тихая скромница в кружеве сосновых лесов, с поблескивающей темно-зеленой лентой сонной старой реки, не ведавшей штормов и буйства весеннего половодья, как многие иные. Она никогда не любила ее той любовью, которую испытывают к родным городам, но была к ней привязана, она никогда не скучала по ней, но вернувшись, была рада встрече. Странный город, с отъездом безболезненно опускающийся в глубины памяти - такие далекие, что Эша даже не могла толком его описать и вспоминала лишь отдельные фрагменты. Шая была похожа на хорошую мачеху - милую и добрую по сути женщину, к которой ты успела привыкнуть, но так и не смогла полюбить. Ее нельзя было назвать красивой, но она была миловидна, хоть и одряхлела с годами, ее нельзя было назвать изысканной и утонченной, но она и не была надменной. Все здесь казалось пасторально-простодушным и немного заброшенным, девушки большей частью всегда были одеты так, будто в любую секунду собирались отправиться на дискотеку, дворовые скамейки всегда были битком забиты старушками, выгуливающими собак, кур и коз, жители любили поговорить - и при этом вовсе необязательно, что они вас знают, а если вы не местный и не поняли, как пройти туда, куда вам надо, вас непременно отведут, пренебрегая собственной занятостью - шайцы обожают показывать, где в их городе что находится, за исключением рыбных мест на Шае.

Но теперь одряхлевший город молодеет, приподнимает голову, он похорошел. Стройки и стройки, красивые дома, посадки, храм Воскресения щеголяет новенькими куполами, по улицам снуют обновленные трамваи и недавно закупленные желтенькие проворные автобусы, в изобилии возвращаются детские площадки, городской люд приобрел деловито-целеустремленный и вполне довольный вид. Олег Георгиевич, ну зачем вам призраки?

Когда "фабия", мягко прошуршав колесами, зарулила обратно на стоянку перед ейщаровским офисом, Шталь заглушила двигатель и, вручив Мише ключи, сладко спросила:

- Все в порядке? Я сдала экзамен?

- Да какой экзамен?! - вяло возмутился тот, успевший за время поездки одну за другой выкурить несколько сигарет. - Просто... А вы какие машины раньше водили?

- Ну, у меня машины никогда не было. Я иногда ездила на машине моего друга, по доверенности...- Эша неохотно покинула уютный салон и выбралась в весеннее утро. - Жуткая громадная развалюха, совершенно неухоженный "кадиллак" пятьдесят девятого года.

- На московских трассах? - уточнил Миша.

- В основном да.

- Вопросов больше не имею, - сообщил водитель.

* * *

Миша давно ушел, а она еще постояла возле "фабии", выкурив сигарету. Если на самом деле у нее не возникало никакого желания целовать ейщаровский телефон, то машину совершенно определенно хотелось чмокнуть - конечно, исключительно потому, что это была премиленькая машинка. Шталь сердито подумала, что если бы Ейщаров сейчас за ней наблюдал - получил бы большое удовольствие. Но, конечно, он за ней не наблюдал. У него хватает дел поважнее. И все-таки, что-то тут не то - огромное жирное "что-то". Швырнув окурок в урну, она ушла, не оглядываясь и выстраивая в уме проведение сегодняшнего дня.

Эша ошибалась - Ейщаров наблюдал за ней. Он стоял возле окна - так, чтобы его не было видно с улицы, и внимательно смотрел на стройную фигурку возле машины, даже отсюда выглядящую растерянной и сердитой. Она то стояла на месте, то принималась бродить из стороны в сторону, и Олег Георгиевич не сомневался, что сейчас она страшно сквернословит в его адрес. Сознавание этого факта приводило его в хорошее расположение духа. Все прошло лучше, чем он ожидал - и от нее, и от себя.