Юрий Косоломов - ХОДЫНКА

- Большая деревня, как и было сказано - вздохнул Командор. - Ну что ж, попробуйте свой телефон для начала.

Глаза мужика беспокойно забегали.

-Что, Робеспьер? Несладко? - крикнул Бердяев. Он сунул аппарат в руки вестовому и приказал: - Крути!

Вестовой, сбив шапку на затылок, принялся крутить ручку. Бердяев поднес концы провода к уху мужика. Комната на мгновение озарилась вспышкой синеватого света. Вскрикнул вестовой. Запахло озоном.

- Ха-ха-ха - наконец-то подал голос мужик.

- Ну вот вы и убедились... - равнодушно произнес Командор. - Нет, батенька, эти способы лучше забудьте.

- Так не прикажете ль сапожок? - хрипло спросил Бердяев. - А может, щипчики? Особые, на угольках-с?

- Как вы скучны, право. Здесь гомеопатические дозы нужны. Разве не видно? Чем вы всю жизнь занимались, не понимаю...

- Какие, пардон, дозы? - переспросил Бердяев.

- Ну вот хотя бы... - поднял Командор глаза к потолку. Мгновение он подумал, а затем щелкнул пальцами: - Что, позвольте, у вас в кармане лежит?

- Платок - запустил Бердяев руку в карман кителя.

- А в платке что?

Бердяев покраснел и опустил глаза.

- Давайте, давайте - протянул руку Командор. - Тоже мне загадка: мужик на землю бросает, барин в карман кладет.

Бердяев протянул Командору сложенный вчетверо белый хлопчатый платок в синюю клетку, который он перед тем торопливо разгладил на колене.

- Ну вот, у великого князя такой же, а вы боялись. А в платке у нас что? - брезгливо отвернул Командор верхний слой ткани.

Внутри оказался стебелек с тремя цветками ландыша.

- Вы на верном пути, дружище, - похвалил Командор. - Говно с духами - оружие будущего. Окропи полицейского "Фиалкой" номер пять - и он один толпу смутьянов разгонит. Посмотрите-ка на клиента.

Бердяев перевел взгляд на мужика. Того и впрямь как будто подменили. И куда только делся наглый взгляд рыжих, с искоркой глаз! Монументальной осанки тоже как не бывало - мужик съежился, насколько ему позволяли путы, а пальцы его рук, связанных за спиной, шевелились отчаянно, как лапки упавшего на спину жука. Доски под стулом скрипели.

- Запомните, подполковник, а еще лучше передайте заместителю помоложе: подручные средства - самые надежные. Булыжник там, бутылка... Средства специальные нынче дороги - горячо шептал Командор. Он явно входил в раж, шалел. - "Крейцерову сонату" читали? Рекомендую. Для нашего брата - кладезь знаний. Гляньте: эк его перекосило! Эх, граммофончик бы сейчас, да Бетховена пластиночку...

Командор сделал паузу. Вдруг он бросился к мужику, наклонился и прокричал ему в лицо:

- Аппассионата!!!

- А-а-а-а!!! - взвыл мужик. - О, п'гоклятый!

- Ха-ха-ха! - разразился Командор. - Попал!

Он повернулся и Бердяеву и, не разгибаясь, заговорил как в горячечном бреду, выплевывая слова:

- Тут главное - верную точку найти! Я отроком с инфлюэнцей лежал, а гувернантка мне "Крейцерову сонату" читала! О, как наслаждалась она моим возбуждением! О, муки плоти! Вот! Вот он, Дюрандаль! Пищаль моя заговоренная! Всё по Бонапарту: выбери время, найди слабейшее место, ударь в него со всех сил! Бей, бей, бей!

Упал вестовой, стоявший у входа.

- Убрать! - скомандовал Командор шепотом. - Вы слышите, подполковник? Убрать! И сами уходите, уходите, уходите! Во-он!!!

От духоты и тяжкого запаха все тянулись вверх, а чтобы превзойти соседа, вставали на цыпочки, и скоро на цыпочках уже стояли все, но выше не оказался никто. И все равно каждому казалось, что он стоит в яме. А Филе в придачу приходилось еще и плеваться волосами простоволосой бабы, стоявшей впереди.

Филя уже давно простился с жизнью. Он был щупловат, а давили прежде всего таких, но еще раньше - женщин и тех детей, которым не удалось выбраться наверх и уйти по головам в безопасное место. Если давили мужиков, то не москвичей, а крестьян, уже утомленных дорогой. Филю продолжали окружать мужики и бабы с приоткрытыми ртами и зрачками, закатившимися под верхние веки. Не то, чтобы специально люди друг друга давили, а просто так получалось. Казалось, сама земля дрожит, когда по толпе вдруг проходили волны. Люди колыхались как колосья на ветру, и тогда толпа кричала, а тот, кто начинал падать спиной и не успевал отступить назад - куда тут отступишь? - или хотя бы обернуться, падал обязательно, и, оказавшись под ногами толпы, больше не поднимался.

Поэтому, чтобы не упасть, надо было не наклоняться, а для этого людям приходилось беспрестанно ходить вместе с толпой. В какой-то момент силы у человека кончались, или человек спотыкался о кочку, либо попадал в яму из тех, что на поле так и не засыпали. Такие тоже падали и уже не поднимались, а остальные продолжали водить этот хоровод с мертвецами, и всё поле бурлило, и живые ругали друг друга, говоря, что соседи нарочно их не выпускают. Порой давка чуть ослабевала. Мертвецы и обморочные падали на землю, и когда толпа смыкалась вновь, они оказывались под ногами.

Иногда кто-то начинал петь: "Спаси, Господи, люди Твоя..." Молитвенную песнь подхватывали, пели жадно и слитно, но вскоре замолкали: и слов никто не помнил, и дыхания не хватало.

Вскоре там, где зажало Филю, стало еще теснее. Филя смотрел на людей и будто видел самого себя, потому что у всех были синие лица, у всех были красные глаза, все жадно дышали, стонали, потели. Многих рвало - накануне все от мала до велика пили захваченную с собой водку. Тут людей из стороны в сторону уже не качало - толпа просто поднималась над землей, и Филя тоже поднимался над землей и летал по воздуху вместе со всеми - живыми и мертвыми. Некоторые из живых и мертвецы проваливались. Когда волна уходила дальше, толпа опускалась, и головы провалившихся больше наверху не показывалась, потому что толпа на таких вставала. Некоторое время над толпой еще виднелись невысокие бугры, - под ними топтали упавших, - но вскоре несчастные затихали, толпа выравнивалась и ждала следующей волны.

В одном из таких бугров оказался и Филя.

Незадолго перед тем рядом заплакал рыжий мужик.

- Тяжко? - сочувственно прохрипел ему кто-то. - Не бось. Скоро всем конец, либо всем воля. Ты об других подумай. Иной помирает нынче, а кто в остроге сидит, а кого и вовсе отпевать несут. Тоже несладко.

- Шапку потерял - плакал мужик. - А в шапке пятнадцать рублёв зашито было. Три года копили. Эй, отдай, кто взял!

- Эка ты... - ругнулся прежний голос, дыша в затылок Фили жареным луком. - Еще наживешь. А то царь тебе пожалует.

- Пожалует... - начал было пророчить рыжий.

В этот момент и пришла очередная волна. Филя, намертво, как в тисках, зажатый соседями, поднялся вместе с ними, но рыжему мужику не повезло. То ли тяжел оказался, то ли вдруг, как это и с Филей бывало, рядом с рыжим мужиком на миг случилась воля, а только остался мужик на земле, когда другие взлетели. Тут же толпа стала над ним смыкаться. Филя еще видел руку мужика, толстые, поросшие рыжей шерстью пальцы, хватавшие воздух. Но вот и рука исчезла. Толпа, взревев от страха и боли, шатнулась в сторону и стала оседать. Тут-то Филя и почувствовал, как под ним шевелится что-то мягкое и живое.