Максим Жуковец - Ясныи день

— Что ты хотел, сынок? — спрашивает он.

Немного растерявшись от сложившейся обстановки, я всё же выдавливаю из себя:

— Я… я хотел продать кий.

— Кий? Интересно, интересно.

— Да, кий… — тут я прихожу в себя и уже в который раз произношу речь, призванную показать, какой же чудо-кий я принёс на продажу, какими же необыкновенными достоинствами он обладает, какой знаменитый мастер делал его, и так далее, и тому подобное. Кий действительно выполнен мастерски, но я всё же приукрашиваю мастерство его создателя, вдохновляясь тщетностью предыдущих попыток продажи и мыслью о том, что эта попытка наверняка ничем не отличится от прочих. Такая мысль делает меня равнодушным к результатам мой речи, мне просто хочется сказать всё, что я должен сказать, а затем со спокойной совестью и с мыслью — «не судьба», забрать кий и удалиться восвояси. Но мое вдохновение, похоже, подействовало на собравшихся. Я слышу:

— Ну-ка, ну-ка, покажи свой кий.

— Дай-ка, я посмотрю.

— Какое дерево? Из чего ручка? — меня засыпают вопросами, более существенными для продажи, чем все остальные, которые я слышал за время своего адлерского комивояжерства. Один бритоголовый здоровенный верзила долго рассматривает ручку кия, интересуется, крепкое ли дерево, а потом спрашивает:

— А если им по башке е…, не сломается?

Я растерянно смотрю на верзилу, а старик отвечает ему за меня:

— Это же кий, а не монтировка. Кием нормальные люди играют. В бильярд. Понимаешь меня, сынок?

Все смеются. Потом другой бритоголовый говорит, обращаясь ко мне:

— Давай посмотрим на твой кий в действии. Сыграешь со мной партию?

— Но я не умею играть, — отвечаю я.

Ребята переглядываются и один из них спрашивает:

— Что же ты? Продавать — продаёшь, а играть — и не умеешь?

Я пожимаю плечами в ответ…

После непродолжительного молчания старик ставит свою трость к стене, берёт мой кий и спокойно предлагает:

— Ну, кто против меня?

Один парень соглашается играть с ним, но после недолгой борьбы старик выигрывает партию.

Он ещё некоторое время изучает кий, улыбается мне опять и прибавляет:

— Хорошая работа. Я беру.

С этими словами он достает из кармана пачку банкнот. Я вспоминаю, что ни разу не зарекался о цене. Но старик и не спрашивает о ней. Он отнимает от пачки пять купюр и протягивает их мне. Это зеленые бумажки. Доллары! Старик расплачивается стодоллоровыми купюрами. Он даёт в десять раз больше того, что я собирался запросить! Он всё также улыбается.

— Хватит для раскумарки? — осведомляется он.

Удивленно моргая, я смотрю то на него, то на деньги, которые он положил в мою руку.

— Для рас… — чего? — переспрашиваю я.

Опять все смеются, но уже над моим удивлением. А старик тепло улыбается. И я улыбаюсь. До меня смутно начинает доходить, что произошло. Вот удача! Я не верю своим глазам…

Окрылённый удачей, радостный и счастливый, я выхожу из полутёмного бара на улицу. Улица всё также утопает в солнечных лучах. Но свет солнца стал каким-то блёклым — как если бы небольшое перистое облако прикрыло светило в небе. Смотрю на небо, но не вижу никаких облаков. Чистое голубое небо. Точнее — голубое оно ближе к горизонту, но на большом расстоянии вокруг солнца оно просто золотое. И свет слабый, как зимой. Замечаю, что окружающих тоже интересует такая надземная аномалия — все они глядят вверх. Наблюдают солнце через какие-то стёклышки.

«Ах, да! — вспоминаю я. — Сегодня же затмение, про которое все так много говорили. Парад планет сегодня. А я и забыл совсем».

И стёклышка у меня нет, а без него ничего не видно, как близорукому без очков. А посмотреть так хочется…

Иду по площади, задрав голову, обозревая слои атмосферы и натыкаюсь на группу детей. Они по очереди глядят на солнце сквозь чёрное стекло. Улыбаются все…

— А можно и мне потом посмотреть? — спрашиваю я у них. Дети оборачиваются, и несколько пар сияющих взглядов с интересом обращаются ко мне.

— Конечно, можно, — говорит одна девочка и отдаёт мне стекло.

Дети, замерев, беззвучно следят за мною, но не хмуро и угрюмо, как эти бритоголовые из бара, а ласково и приветливо. Их семеро — три мальчика и четыре девочки. Самому младшему из них лет шесть; самой старшей на вид около шестнадцати. Они одеты в простую, даже поношенную одежду, у многих — босые ноги. Одежда делает их похожими на местных сорванцов, даже на босяков, и все же их внешний вид не назовёшь иначе, как цветущим. Да, цветущим! Дети сияют счастьем и здоровьем, и такое сияние столь редко для наших улиц, что многие прохожие невольно задерживают взгляды… Особенно часто — на двух самых старших девочках, которые, помимо всего прочего, привлекают внимание необыкновенной красотой…

Ой… Их красота, действительно, необыкновенна… Стройные фигуры, прелестная кожа, ангельские черты, длинные пышные волосы… У одной — золотые, как спелые колосья пшеницы, у другой — каштановые… Но более всего поразительны глаза… Вы знаете, подобные глаза, наверное, невозможно увидеть в наших городах, ну, разве что, очень редко… Такие глаза мгновенно располагают к себе любого, кто в них посмотрит. Даже самого мрачного они заставят улыбнуться, даже самого злого — стать мягче и нежнее. И только потому, что там — в этих светящихся глазах, собрана чудесная доброта… Любовь… Что-то ещё, что-то такое… такое… Не знаю, как сказать… Не знаю…

У златовласки глаза серо-голубые, у её подруги… Ой!… Какие знакомые, тёплые, ласковые глаза у этой девочки… Лена. Это ты? Неужели это ты?

— Привет, Максим, — говорит она, улыбаясь.

Дети немного удивлённо смотрят то на меня, то на неё. Я тоже изумлён и ошарашен. Но изумлён приятно. Неужели это ты, Лена? И ты меня помнишь?

— Лена? — спрашиваю я с удивлением, показывая на неё пальцем.

Она кивает, улыбается, и я вижу ямочки у неё на щеках. Да, это она.

Она ласково смотрит в мои глаза. Улыбнувшись, она подходит и обнимает меня, прижимается головой к моей груди. Я как можно легче и ласковее глажу её по каштановым волосам. Когда я глажу её волосы, я замечаю в них седую, белую, как снег, прядь…

Мы идём по улице, раскрашенной солнечными лучами, мы разговариваем друг с другом. Я познакомился с детьми, и они тепло и с доверием приняли меня за своего. Через некоторое время мы забываем, что недавно познакомились. Мы забываем о том, где мы. Мы самозабвенно разговариваем — о всяком разном, но наш разговор и наша компания привлекают внимание прохожих.

— Какой сегодня чудесный день, — говорю я. — Так везёт. Сначала кий продал. Теперь вот встретил вас. Тебя, Лена.

— А я так рада, что вновь вижу тебя, Максим, — отвечает она, сияя. — И правда, чудесный день.

— И погода сегодня чудесная, — говорит красавица — девочка (хотя для меня, видимо, лучше сказать — девушка) с золотыми волосами. Она улыбается мне, затем переводит взгляд на Лену и прибавляет: — Затмение, парады планет тут всякие… К вечеру выпадет метеоритный дождь, а завтра с утра ожидается светопреставление.