Николай Берг - Ночная смена. Остров живых

Все равно — что-то не верится мне, что у нас под землей громадный подземный лабиринт. Грунт у нас не тот, что в Москве, плывуна много, а это значит — всяких таинственных заброшенных тоннелей и подземных ходов тут нет. Все, что не обслуживается — затопит очень быстро. Как при Собчаке затопило кусок перегона между Лесной и Мужества… Но вообще склады НЗ в метро быть должны… То есть они были раньше, а вот что сейчас — демократизировано ли полностью, или еще нет — никому не ведомо.

— Ты вроде сегодня летишь? — спрашивает меня Андрей.

— Надеюсь, что да.

— Мы тут тебе приданое набрали. Если все в порядке и родителей вывезешь — стоит откупного остающимся старикам в деревне дать. Мы тут приготовили три одностволки ИЖ-18 со сменными стволами да патронов мешок. Патроны, правда, не под зомби подготовлены, дисперсанты. И еще всякого — из набора Робинзона — соль, спички, сахар, мука. У Николаича забрать надо, он собирал. А от нас — вот коробка с рыболовной снастью. Рыба там у вас есть?

Несколько секунд тщеславие борется с любопытством, потом падает на обе лопатки, и я спрашиваю про дисперсант. Первый раз такое слышу. Ну, то есть дисперсия, дисперсант у Лема — это я помню, а при чем тут охотничьи патроны?

Оказывается все просто — когда не нужна хорошая кучность — патрон готовят так, чтобы он дробь разбрасывал сильнее — по птице с близи, например, хорошо выходит. Мда, в нашем положении это бесполезняк, а охотится — вполне пойдет. Так-то ИЖ-18 годная машина. Я вспоминаю, как мы пользовали "гаубицу" покойного (или пока — беспокойного) Сан Саныча. Выручила она нас тогда.

Вовка тем временем заканчивает вертеть бронетранспортер вправо — влево и мы едем, наконец, по какой-то второстепенной — но все же дороге. До меня доходит, что если все срастется — то сегодня я увижу родителей. Обжигает холодом — могу и не увидеть, хотя бы например вылета не будет. А если и будет — то как там сесть? Там же все в снегу. Тут-то почистить взлетную полосу не проблема — а там все как есть. Не сядет самолетик. Кидать мешки с оружием и мукой на лету? Представляю, что там на мерзлой земле образуется… Черт, не подумал раньше, а теперь и времени нету. Может еще и хуже быть, но об этом и думать неохота вообще, запретил я себе об этом думать.

Все, не думаю. Вообще.

Вместо этого напускаюсь на оплошавшего Тимура, который неудачно держит данную ему двустволку: "Ты ствол должен держать так, чтобы никого не зацепить, если стрельнешь. Первейшее правило!"

— Так он у меня не заряжен — огрызается салобон.

Мне приходится рассказать ему, как в далеком прошлом, когда я еще копал немецкие блиндажи моего друга чуть не убил наш общий знакомый. Конат чуть не застрелил Борова — когда нам взбрендило в голову собрать идеального сохрана К-98. Для этого тщательно отбирались наиболее сохранившиеся детали от разных карабинов. Тут таилась засада — вроде бы одинаковые Маузеры оказались разными — в долях миллиметров, но разными. Подгонка шла с трудностями.

Вот в ходе этой подгонки ствольной коробки к стволу и корячились мои приятели. Патрон — единственный на тот момент трассер упорно не лез.

Наконец удалось подогнать одно к другому и стали возиться с магазином. Разумеется этот патрон то вставлялся, то вынимался. Комнатка у Коната была маленькая и потому Боров сидел на кровати, а Конат — напротив на табуретке. Как раз на тот момент железный остов карабина был в руках у Коната.

Увидев, что ствол смотрит ему прямо в пузо, Боров решительно отвел его рукой в сторону.

— Ты что, меня кретином считаешь? — вспылил Конат. — В стволе нет патрона!

— А все равно не надо! — Боров, когда хотел, мог тоже упереться.

— Ах, так! Смотри!

Дальше все произошло стремительно — Конат нажал на спуск, оглушительно ударило по ушам, простыню перечеркнула черная, по словам Борова, молния, а из стены ударил фонтан зеленого огня.

Боров на автомате тут же заткнул этот фонтан подушкой. Завоняло палеными перьями.

В запертую дверь стала ломиться мама Коната с вопросом:

— Мальчики, вы живы?

— Да, мам, это детонатор хлопнул! — ответил Конат.

— Что-то больно сильно! — заметила опытная мама.

— Показалось! — возразил Конат, несколько сбледнувший с лица, но не потерявший хладнокровия.

Боров отнял тлеющую подушку от стены. Из бетона торчал задний кончик трассирующей пули и кинематографично дымился. Подушку залили водой из графина и задумались.

Самое кислое было на кровати. Мы, конечно, все знали, что пуля из винтовки крутится вокруг своей оси. Но как-то по кроватям не стреляли — и то, что приятели увидели — сильно их удивило. Пуля прошла вскользь, зацепив простыню и матрас. При этом она словно постаралась намотать на себя тряпки, но это у нее не вышло. В итоге простыня была изодрана затейливым образом — словно как тигровая шкура получилась — неровная прямая дыра как хребтина и отходящие от нее вбок разрывы — как полосы. Залатать такое было невозможно. Пришлось судорожно искать замены простыне и подушке. Матрас потом зашили… Так что экстерриториальность комнаты Коната еще некоторое время сохранялась и мама туда без спросу не заходила, мальчик взрослый уже, как же…

Правда это тоже кончилось — таким же заковыристым образом, как все, что вытворял Конат. Он нашел совершенно сохранившийся ППС — 42. В магазине еще было три патрончика. Надо заметить, что в отличие от винтовочных патронов, где пули в гильзе обжимались плотно по всей окружности, ттшки были как эрзац — пуля в гильзе держалась за счет трех точечных вдавлений. Вода в такие патроны попадала на раз и все ттшки, которые я видел, были сырые, даже мелкий игольчатый порох в них обычно был не только мокрым, но и зеленым от окислов…

(Разумеется в сухих цинках патроны были нормальные, но поди найди непочатые цынки…)

Конат тоже это знал и тут его после разборки и чистки Судаева черт дернул.

Он потом сам не мог объяснить, с какого это ему понадобилось лезть на рожон — но он решил опробовать машинку, не выходя из квартиры. Захотел — сделал.

Целью был избран бабкин окованный жестью сундук со 'смертным'. Сундук был из толстых досок и Конат почему-то решил, что пуля застрянет в стенке. Если сработает…

Сработали короткой очередью все три патрона. Все три пули прошибли стенку и ушли в бабкино приданое.

Бабку же на следующий день понесло перебрать тряпочки и переложить их лавандой — для запаха и от моли… Внучок оказался самой могучей молью за всю бабкину жизнь — пульки изрядно проскочили в тряпках, разорвав их так, что помянутая ранее простыня была образцом целости и сохранности.

Это послужило последней каплей терпению и матери и бабушки. Замок с комнаты был торжественно свинчен, а Конат похвастался нам еще более причудливыми синяками в которых на этот раз угадывались отпечатки кожуха ППС… Мать гонялась за сыном вокруг стола и лупила его ППСом.