Елена Блонди - Татуиро (Daemones)

— Спасибо тебе, Витек. Иди. И я скоро…

Мягко ступая, Витька плыл по освещенному луной пространству. Руки, будто с привязанными к пальцам воздушными шариками, все хотели парить в воздухе, приподнималась голова и расправлялись плечи. Ноги внизу шли сами по себе, и далеко до них, как с крыши заглянуть на плоский асфальт двора.

«Вот уж счастье», усмехнулся, «борща поел горячего»… Но, видно, пришло время и этому, — тихой радости видеть плоские камни, залитые бледным светом, беленые стены с квадратами черных окон, и, — он задрал голову, рассмеявшись, — ночное небо волшебной черной синевы.

Обошел темный комочек сброшенного хозяйкой башмака. И остановился. Подумал кадр, что был здесь полчаса назад. Мужская склоненная фигура, из-под руки — согнутые ноги в светлеющих чулках с дырой на ступне, руки, черные, раскинутые по лунным камням. И — узлом снимка, дырой в другое пространство — пещера рта на белом кругляше лица. Справа внизу — равновесно — башмак, как поставленная в конце фразы точка. И, рамкой вокруг людей, смутно-белые на черной синеве неба — стены разной высоты.

Витька рассмеялся, оглядываясь на покинутую квартиру. Побаивался, что услышит хозяин, но удержаться не мог. Чужое горе, которое вцепилось уже и в него летним плющом, приклеило коготки побегов и стало ввинчиваться под кожу, это горе создало в пространстве луны — шедевр, совершенную картину, никем не увиденную. Но ведь было!

Он присмотрелся. На месте, где лежала Даша, валялась скомканная косынка, слетевшая с волос. Витька сделал шаг, встал на колени, приближая лицо так близко, будто хотел согреть дыханием тонкую ткань. Увидел кружевце по краю и под платком — резкий черный металл шпильки на круглой спине камня.

Чуть не ткнулся лбом, когда в голове стала расти скорость, и глаз придвигал картинку все ближе, одновременно пытаясь удержать в кадре вознесенные к небу белые стены с серыми и черными предметами, расчертившими их. Уперся руками и слушал, как щекоча кожу серо-желтым брюхом своим, ворочается по плечу, бедру и пояснице змея.

— Наконец-то, проснулась, наконец-то!

И добавил, счастливый:

— Как же я, без тебя…

Встал, глазами приказывая предметам и свету, всему миру — ждать, вернусь, — и пошел к себе, вспоминая, где запасные батарейки для камеры, жалея, нет штатива, ну да ладно, сейчас вернется с табуретом, и пусть хоть уши отвалятся от зябкости ночной, попробует, да пусть и не выйдет — все равно снимет и будет снимать, снимать. И больше без камеры — никуда! Утром сразу же в кухню. Неважно, что Дарья Вадимовна, будет, наверно, стесняться после приступа. Ее сказочную кухню надо снять. И на маяк, к фонарю. Потом уедет. Куда угодно, но уже не прятаться, а — жить.

Распахивая дверь в темноту, прижал руку к груди:

— Ты больше не засыпай надолго, хорошо?

Включил свет и пошел к шкафу, куда сунул камеру ночью, отводя Наташу в ванную.

— Я тебе много покажу, много. Теперь — вместе…

Камеры не было. Меж двух стопок белья, где Витька устроил для кофра гнездо, — пустота.

Схватился за распахнутую дверцу. Сунул руку в шкаф, переворачивая аккуратные стопки наглаженных простыней и наволочек. Вывалил на пол и затоптался по белью, заглядывая на другие полки. На простыни полетели цветные салфетки.

Держа руку у сердца, на голове змеи, осмотрелся. Подоконник с пыльной вазочкой, стол с грязными тарелками, пятнами пепла и одинокой рюмкой, осколки второй на краю.

Кинулся в спальню, осмотрел старый сервант, поочередно распахивая дверцы. Встал на колени, заглянул под кровать. И сел, комкая рукой не надетые в спешке трусы, валяющиеся среди смятых простыней. Рассмеялся, не зная, как быть. Вскочил, сидеть не мог. Кинулся в угол, где стоял полупустой рюкзак. Перевернул и стоял, глядя на пакетик с запасными батареями на полу. Держал рюкзак с раскрытой пастью пустого нутра в вытянутой руке. И, дернувшись от мысли, раскрыл молнию бокового кармана, в котором паспорт и деньги в бумажнике. Были. Но теперь вот — нету. Пусто.

Аккуратно поставив рюкзак, запнул его ногой в угол. И вернувшись в столовую, бросился на диван. Оглянулся за спину, на черное окно, с тоской. Где утро? Где утро, когда уже? И как дожить до него?

Кожа под наспех наброшенной курткой горела огнем, казалось — потрескивала электрическими зарядами от беспрерывного шевеления змеиного тулова.

Не вставая с дивана, снял и бросил на пол куртку. Приподнимаясь, стащил штаны. Вытянул руки вдоль тела и, ощущая беспрерывное трение змеиной кожи, уставился в потолок:

— Ну, давай! Иди сюда. Может, вместе придумаем, что да как…

Через десять минут лежал, откинувшись на диванный валик, держа на ладонях перед лицом продолговатую голову с темными глазами. Смотрел, как в перламутровой пасти пойманной мухой бьется раздвоенный язычок. Мельк, прошелся перед глазами, мельк — и спрятался снова. Витька дышал, приподнимая грудной клеткой тяжелые кольца змеиного тела. И где-то там, далеко-далеко, упертая пальцами в валик дивана нога докладывала — хвост, обвился, и кончик по коже — медленно, плавно, в такт дыханию.

— Ну? Что я теперь? Как мне?

— С-себя ссспросси…

— Ага. Да. Помню я твои ответы и советы.

Но возмущался не по-настоящему. Просто причитал заунывно вполголоса, прислушивался к себе, приклеивал мысли к словам, чтоб потом думались они дальше.

— Значит, пока я спал, Наташка? Ведь некому больше! Все было на месте, а потом я заснул. Эх, тетеря я…

Положил руку на голову змеи и стал гладить, водил пальцем по цветной полосе от плоского затылка к черным семечкам ноздрей. Змея покачивалась, обвисала тяжестью, когда выдыхал, как выжимала последнее, делая его плоским. А потом вдруг легчала, на его вдохе. Витька прикрыл глаза. Вот так бы лежать и дышать. Вместе. Не думать. И чтоб ночь и ночь без конца.

— Ссспать… — снявшись с ладони, змея положила голову туда, где была она татуирована, — вмессте…

— Нет уж. Заспать только простуду можно, это меня бабка в детстве учила. А сейчас надо с мыслями собраться. Помоги, а?

Он пошевелился. Змея потекла по коже, прижимаясь, и Витька вспомнил Наташкины вопросы о том, змея или змей его татуировка. Толкнул ладонью плоскую голову с груди и раскрывая глаза, скосил — на гладкие черные волосы, длинные, закрывающие прямой нос и чуть выдающуюся скулу.

— Ага…

Придерживая тело девушки, стараясь не смотреть, как плывет и меняется оно, как просвечивает сквозь смуглую кожу цветной узор змеиной шкуры, приподнялся, сел, опираясь на валик спиной. Девушка лежала рядом, закинув на его живот ногу, держалась за Витьку руками. Диван узкий, отпустит и свалится, прикинул Витька и прижал девушку к себе. Ребрами ощутил ее грудь. И ниже, где начинаются ноги — горячо, влажно.