Елена Блонди - Татуиро (Daemones)

— Томочка, Риточка, — Яша не отводил глаз от Витькиного лица, а девочки сразу перестали переминаться и вытянулись в струнку с веселой готовностью, — нам в кабинет минералки, кофе, винограду немножко, ага, грейпфрутик прихватите, что-то давление у меня скачет сегодня. И, если закончили с тренажерами, то на массаж.

— Яков Иваныч, а солярий? — протянула то ли Томочка, то ли Риточка.

— Кыш, мелочь. Вчера позагорали и будет!

И он под руку потащил Витьку через зал, кивая, покрикивая, давая на ходу советы.

Дверь закрылась и все звуки присмирели, металл заговорил вполголоса, чтоб не мешать двоим. Но Витька этого и не услышал. Не увидел, как внимательно смотрит на него Яша, обойдя стол с модной прозрачной столешницей и упав в дизайнерское полукресло. Лишь краем глаза зацепил огромный снимок на стене, кто-то там с ногами и платье блестит золотом, улыбки сверкают в объектив, но — потом, потом. Потому что на стекле, поверх вытянутых яшиных спортивок, черным, замкнутым в молчании зверьком лежала его фотокамера. Рядом бумажник и корчневая кожица паспорта. Но они просто лежат, а фотоаппарат молчит, замкнут. Обиделся.

Витька спрятал руки за спину, как школьник, спохватился и сунул в карманы куртки.

— Ты садись, в ногах правды нет. Видишь, все целое твое. Даже фотки целы.

«Рыбы!», вспомнил Витька и поразился, — выпало из памяти или сам выгнал, чтоб подушку не грызть. Рыбы и обнаженная девушка в толще волны.

Дверь открылась, Томочка и Риточка торжественно, на подносиках, принесли заказанное, и по кивку Яши, ушли, плотно прикрыв двери.

— Нравятся?

— Что?

— Ну, ты чудик, Витюха! Девки, говорю, нравятся тебе?

— Н-не знаю. Нравятся да.

— А которая больше?

Витька оторвал взгляд от камеры.

— Яков Иваныч. Хватит по ушам ездить. Ты хотел поговорить? Обо мне и о вещах моих?

Яша усмехнулся. Протянул руку и взял чехол с камерой, стал крутить в руках. Витька сидел, смотрел с ненавистью.

— О тебе, говоришь? Хорошо, давай о тебе. Я, брат, на старом катере хожу в море, сам видел, да? А вот этого не видел у меня. Я тут все сделал, европейский уровень. Специалистов выписывал из Москвы, дизайнеров с архитекторами. Была у меня мечта, понимаешь, чтоб все — на самом высшем уровне. И я ее сделал! Видел, что написано на входе? Я построил «Эдем»!

— Поздравляю.

— Спасибо, принимаю. Потому что горжусь. В сраном поселке, в котором при совке на пляжу собачьи будки стояли, из фанеры, мать их за ногу, я своими руками и мозгами, сделал центр элитного отдыха!

— Угу. Я уже в курсе, что за отдых тут у тебя.

Яша открыл бутылку, отпил минералки. Вытирая полотенцем испарину со лба, усмехнулся.

— И что? Ты против, что ли? Все виды отдыха. Обслуга — пальчики оближешь. Медицина, расслабуха полная, массажист приезжает один, потом другой его сменяет. И заметь, мне зимы — нету! Гостиничка моя никогда пуста не стоит!

— Ага. И Томочка с Риточкой…

— Малолетки еще. Берегу. Но материал хорош. Ты там у себя в столицах видел такие вот ножки? Попочки такие?

Длинные пальцы отрывали одну за другой розовые виноградины и складывали на столе, ожерельем вокруг фотокамеры.

— Видел!

— Не сомневаюсь. А вот если бы еще увидел, что эти оленятки делать умеют, заткнулся бы и молчал.

Витька потянулся, взял бутылочку. Свинтил крышку и слушал, как щекочут палец пузырьки, прыгая из свежей глубины.

— Чего от меня хочешь?

— Я, брат, помочь тебе хочу. Ну и себя не обижу. Иди-ка, Витюха, ко мне в штат фотографом, а? Денег отпишу тебе таких, что ты и посчитать не учился.

За дверями кто-то завизжал, пробегая, послышался мужской смех. Яша поморщился:

— Конец тренировкам, щас начнуть щенячить.

Он нажал кнопку на столе.

— Наташка, душа моя, зайди на минутку.

Витька напрягся, смотрел в лицо Яше и слушал. Вот дверь открылась, а звуки там изменились, металл смолк, вместо него: шаги, голоса, шуточки, где-то вода шумит. И по лицу, по улыбке хозяйской, что, как рукой по боку любимого автомобиля, понял — пришла. Мелькнуло сбоку золотом, прошуршало и Наташа, с высоко забранными волосами, в открытом блестящем платье, проплыла, коснувшись его локтя бедром, в изгибе обогнула стол и плавно села к Яше на колени. Протянула руку, взяла пальцами прозрачную виноградину и положила в рот. Яша поглаживал девушку по колену, покачивал.

— Вот она, моя красавица, сокровище мое. Куда там Риточкам-Томочкам. Наташенька, мы с твоим дружочком переговоры ведем, так что распорядись там, в зале. Пусть быстренько валят в душ, девчоночки на дежурство потом, а ребятки, кому на вахты — по домам, остальные в бильярдную. Нехуй разврат разводить! Поняла?

— Да, любимый, — сказала Наташа, глядя в лицо Витьке плывущими, качающимися глазами. Достала еще одну виноградину, повернулась и провела по губам Яши. Тот ухмыльнулся, открыл рот, прихватывая ягоду крупными ровными зубами.

— И учти, меня дождись. Обедать пойдем вместе. А узнаю, что без меня квасишь, знаешь, что будет.

— Да, любимый.

Наташа так же плавно встала и пошла к выходу, глядя на Витьку равнодушно. Только, проходя мимо, посмотрела на большой снимок на стене. И Витька посмотрел. Там, на темном с блесками фоне, за ресторанным столиком, сидела она же, в этом же платье, во весь кадр положив ногу на ногу, склонив голову к плечу и улыбаясь. Темные волосы сливались с фоном и на краю их, чуть дальше — Яша в смокинге и почему-то в очках с тонкой металлической оправой, крутит в руках сигару.

Наташа идущая, чуть покачнувшись, прошла, заговорила уже за дверью. Наташа сидящая осталась сидеть на плакате, занимая роскошными ногами половину маленькой комнатки.

— Это мы в «Балчуге», в прошлом году прокатились, — небрежно сказал Яша, но видно было — горд, — я ее потом в Грецию возил, туда-сюда, в общем, отдохнуть от деревни.

И хохотнул, подмигивая:

— Ну, принцесса всю поездку честно отработала. За то девочку и люблю — честная и работящая.

— Давай про работу, — глухо сказал Витька.

Яша поставил поперек красного шара грейпфрута нож, надавил. Лезвие развалило шар на половинки, раскрывая сочную рану.

— Про работу… Так вот. У меня все есть. Деньги, работа, люди. А главное, паря, девки у меня хороши. Они тут, увидишь еще — особенные. Но девки, они как молоко в жару, хлоп и скисло. Не углядишь, то брюхата, то сбежать намылится, то любовь у нее. Девок хватает на пару годков, с кем начинал, уже и нет их. А какие были! Вот я и подумал…

Он положил истекающую соком половинку плашмя и снова поставил нож, надавил.

— Можно ведь и побольше сделать, а? Уже она брюхата и дойки отвисли, а снимочки-то останутся! Но тут вишь какое дело. Если бы я пачкался, гостей с голенькими девочками фоткал, ко мне и не ехал бы никто, сечешь? Кому нужны неприятности? Этого у меня — ни-ни. Потому мне не просто мудачишко с фотиком нужен. Мне нужен ма-а-астер. Чтоб навеки запечатлел, ах, какая была… Чтоб — произведение искусства!