Елена Блонди - Татуиро (Daemones)

— Ну, похрусти.

В разбитом автобусе было тепло, но по полу прыгал сквозняк, выстужая ноги. Витька поджимал их, клал одну на другую, притопывал и с нетерпением глядел в окно, за которым из белой степи торчали полынные венички, похожие на кисти рук, вернее, на тонкие косточки кистей. Будто под снегом лежат странные, с других планет, что тут погибли.

«Или их так хоронили», он вытянул ноги и представил, как в неглубокие лощины укладывают невесомые мумии, а одну руку обязательно поднимают и зарывают после, чтоб она выглядывала из земли. И, может быть, полынь как раз — следующее состояние, цветущие кости…

— Витя, а мы куда за подарками?

Василий ерзал, приваливался к боку на поворотах и тоже елозил по полу ногами, прижимая ботинки один к другому.

— Замерз, да?

— Ну, так. Ногами только.

— Выйдем, согреешься, вон солнце через туман светит. А подарки — да куда хочешь, туда и пойдем.

Вася сбоку посмотрел. И решил все:

— Вот когда ты мне будешь подарок-то искать, я могу пойти один. Ну, у меня есть место, я тоже там куплю. Сам. А потом — вместе. Хорошо?

— Да, — Витька обрадовался, потому что ехал, думая, ну как же Ваське что-то раздобыть, если он рядом все время, ведь хочется сюрприз. А мудрый Васька, рраз, и во всем разобрался.

Маленький рынок серел ларечками — стаей ворон на затоптанном снегу. И казалось, базарный шум царапал остатки белого, соскребал их, добавляя серого цвета к стенам и шиферным крышам. После чистоты поля с косточками веток даже яркие вывески казались серыми, обманом перекинувшимися в разные цвета. И черные, серые, иногда коричневые куртки, пальто и старые ватники спешащих людей вокруг. Только дети, в колясках или на санках, скребущих полозьями по остаткам южного снега, были, как сорванные цветы.

Витька оглядывался, пытаясь сообразить, с чего начать. Мысль была пока одна — зайти в книжный и выбрать для Ларисы. А остальным? И кому?

— Витя… Я пойду, да?

Василий снова сунул руку в карман черной куртки, повозил внутри. И Витька понял — деньги там. Кивнул. А потом позвал в спину мальчика, что двинулся узким проходом меж двух стен гофрированного железа:

— Подожди!

Догнал и сунул в холодную руку фиолетовую бумажку:

— Слушай. Я не знаю, Наташе что купить. Ты посмотри сам, хорошо? Возьми вот, пусть будет от нас.

— Хорошо. Много только.

— Принесешь сдачу, если что. Где встретимся? Здесь? Через час давай.

— Я к чебуречной выйду, вон там, — Вася махнул рукой на синюю дверь в беленой стенке. Над дверью полукругом сияли облезлым золотом буквы:

— А время спрошу. Часов нету у меня.

Пробираясь сквозь неуклюжих зимних покупателей, дыша вкусным чадом шашлыков и чебуреков, Витька обрадовался, что мальчику можно купить часы, пластиковые, недорогие, пусть таскает везде.

Шел через ряды, где на прилавках лежали краны и змеи душевых трубок, стояли в проходах девственные унитазы и громоздились фаянсовые раковины; в царстве китайской одежды свитера махали ему цветными рукавами; проскочил, не глядя, прилавки с пластмассовыми сувенирами, на которых пугающее изобилие сверкало и грозилось соблазнить блеском на ненужную покупку; а в рядах елочного базара праздничные гирлянды свисали с деревянных столбов, держащих крышу и гладили по щеке… Книжный он держал в голове и пытался собрать мысли о других людях. Кому? Николаю Григорьичу? Дарье Вадимовне? А что им?

Быстро, пока не забылось, купил в киоске глянцевый толстый каталог интерьеров, подумав о темной кухне на маяке и о том, как сказал капитан маяка о жене, гордясь — сама все сделала! И снова в голове — пусто. Покачивая пакетом с журналом внутри, шел, спрашивал о книжном магазине и, ничего толком не надумав, у веселой толстухи в красной помаде и лохматом берете, накупил шоколадок, сразу десять, с досадой — раздать, кому придется. Остановился у узкого ларька с распахнутыми в обе стороны ставнями. На полочках стыли глиняные вазы, залепленные цветочками, толпились розовые мадонны с крашеным золотом подолами. Повертел в застывших руках массивную пепельницу в виде морской ракушки и купил, дяде Коле в кабинет.

Пересчитал мятые бумажки, сданные толстым дядькой, что притопывал снаружи, гуляя вокруг своего товара, будто ярко кричащие вещи вытолкали его на морозец и заняли все сами. Пакет оттягивал руку, уши резал говор толпы и крики автомобилей за стеной.

Книжный магазинчик нашелся у дальних ворот. Толпа тут была поменьше и прилавки в рядах почти пусты, но в самом помещении народ был. Наваливались на прилавок дети, цепляя рукавами лежащие шифером книжки, роняли на пол открытки и, под грозные окрики, нагибались с трудом, неуклюжие в зимней одежде.

Витька высматривал что-нибудь. Борхеса, изданного солидно, в книге толстой и с хорошими иллюстрациями. Может, подарочное издание Бунина или Чехова. Все, что видел, нехорошо и неровно блестело, бумага просвечивала под пальцами и картинки с газетным зерном казались полуслепыми. Полистав, тыкал книгу на место и злился. В конце-концов, заспешил, глянув на круглые часы над полкой, увитые пластмассовым виноградом с сизыми ягодками, наудачу зацепил пальцем потрепанный, странный среди новеньких, корешок без надписи.

Посмотрел на выдавленный по темно-зеленой коже обложки медальон и стал крутить книгу, надеясь увидеть стертую надпись. Но овальный медальон был пуст, никаких следов букв названия и автора. Открыл книгу на первой странице. Прочитал высокие буквы с острыми завитками верхних краев и широкими подошовками нижних:

«О травах змеиных времен» — в таком же медальоне, как на обложке, но нарисованном черной тушью. И увидел под ним, там, где обычно ставят год и издательство, виньетку — розетку черной травы вокруг вырытой старой ямы с осыпавшимися краями, два камня лбами в зарослях трав. Неоновый свет в магазине мигнул, потускнел, сделался ярче. Витька моргнул, тряхнув головой. Кончики нарисованных стеблей вдруг расцвели бутонами, и там, где бутоны лопнули — раскрылись пастями маленьких змей.

— О-о-оа-а-ашшшш… — Ноа задвигалась, перетекая под курткой, свитером и футболкой, гладя кожу сухим животом, — а-а-аш-ш-ша-а-а-а-у-у, мальчик… нашшшел…

— Что это? Кому? — он еле шевелил губами, чтоб продавщицы за прилавком, показывая друг другу свежий маникюр с блесточками, не отвлекались.

— С-с-свое, аха-ш-ш-ш, пос-с-сле пос-смотришь…

— Ну. Хорошо.

Захлопнув книгу, понес ее к кассе.

— Сколько с меня?

Девушка, извернув руку, чтоб не повредить свежие ноготки, повертела книгу, надула блестящую жирным губу:

— Све-е-ет, а где тут? Нет ничего!

— Дай.

Све-ет, с нарисованным по слою тонального крема лицом, осмотрела обложку, раскрыла, полистала страницы, нигде не задерживаясь. И, положив на прилавок, двинула к Витьке: